– Значит, так. Корабль мы продавать не будем, как и афишировать якобы дезертирство англичан. Да и мало кто в это поверит. Слишком много шума и дипломатических скандалов будет с его появлением где бы то ни было. Я решил продать его третьим странам, которое находятся в натянутых отношениях с англичанами. Всем всё ясно?.. Поэтому слушайте приказ: нужно отогнать этот утюг подальше и хорошенько спрятать. Предлагаю на островах, есть необитаемые с хорошими бухтами. Там и поставим его на якорь. По всем прикидкам угля как раз должно хватить.
Вопросы были. Ответив на них, я приказал Лаврентьеву выполнять моё решение, а сам пошёл осматривать котлы в котельном отделении. Те меня заинтересовали, как-никак тройного расширения.
Дальше всё было, как я и велел, корабль на полном ходу направился на север. Там действительно были острова, где можно было спрятать эту громадину. Ну а мы следовали чуть в стороне, сопровождая броненосец всю ночь. Утром поднялось волнение, что сразу показало плохие мореходные качества этого утюга, вынужденного идти на самом малом ходу, зарываясь в волны. Пока эта гора железа тащилась к острову, мы успели туда сходить и найти отличную закрытую бухту. Потом завели туда броненосец. Думаю, его уже ищут, как и тот бриг, что мы пустили на дно, три дня прошло, как мы его угнали, поэтому мы торопились.
Потом было торопливое снятие трофеев, пороха, части запасных узлов механизмов, там механики шуровали, и после того как порядка ста человек перешли на «Пересмешник» с «Глаттона», тот остался в бухте на двух якорях с потушенными топками. Не думаю, что его кто-то обнаружит. Казаки исследовали весь остров, тот был пуст, кроме чаек никого, одни скалы. С моря корабль тоже было не видно, его закрывали прибрежные скалы, идеальное место для отстойника. Одним словом, я надеялся по возвращении найти его на месте. От тел команды мы тоже избавились. Ещё по пути их с грузом на ногах побросали в открытое море. Ну, а мы под всеми парусами направились к Дании, пора было возвращаться в Питер, дела не ждали.
А от Лаврентьева придётся избавиться, взять с него ещё одну расписку о неразглашении и отправить куда-нибудь служить. А если будет трепаться, что вряд ли – Лаврентьев старался держать слово, то мёртвые не говорят.
До Питера мы дошли на удивление нормально, ну а дальше меня закрутила рутина лечения и организация промышленности. По последнему император всё возложил на меня и только наблюдал.
Больные съезжались со всего мира. Обеспеченные и нет, те, кто приплывал на собственных яхтах или кораблях, и те, кто брал кредиты, чтобы добраться до меня. Я был последней их надеждой. Таких я лечил бесплатно, мгновенно определяя, кто есть кто, беря за них плату с богатых. Попадались, конечно, скряги, которые узнавали, что я лечу бедных бесплатно, и переодевались под таких нищих, но ничего, кроме улыбки, у меня их попытки не вызывали. Я им сразу говорил, кто они, и повышал сумму оплаты на треть, если это их не устраивало, скатертью дорога. Им могли помочь только священники и Господь Бог. В большинстве случаев. Я клятву Гиппократа не давал, плевать я на них хотел.