— Это бесы… Гибель… Господи Боже… Георгий…
— Э нет, шалишь, анафема! — по-звериному проревел отскочивший было Гуляев.
Тут же оглушительно прогремел выстрел — Викентий Алексеевич почувствовал страшный удар и жгучую боль в левом плече, теплое потекло теперь уже по телу, пропитывая ткань сорочки, мундира. В те считаные мгновения, пока плечо не успело онеметь и он мог свободно двигать рукой, Думанский отчаянно рванулся из цепких злодейских объятий. Тогда прогремел второй выстрел. С точностью, которой невозможно было ожидать от невоздержанного, пьяного купчины, Гуляев прострелил адвокату оба плеча! В мгновение ока, и так измученный, Думанский стал беспомощней новорожденного младенца.
«Конец… — отрешенно подумал расстрелянный в упор. — Вот и всё. Сейчас всё, кончится…» Где-то за пределами сознания возгоралась связующая поколения всепоглощающая молитва: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…» Земное готовилось отступить перед Вечностью.
— Уймись, Гуляев, оставь его мне, — произнес над самым ухом жертвы лже-Думанский. — Охолони, говорю! Я сам его прикончу.
Будто услышав эти слова, наверху запели все громче, явно переходя к самой кульминации ритуала. Клубы опиумного дыма затягивали своды и спускались вниз подобно грозовым тучам.
— А ведь я узнал тебя, ямщик безбородый! — добавил оборотень, обращаясь теперь уже к самой жертве. — Хорошо, что ты тогда не умер.
— Мое-е! Не отдам. Вот кукиш тебе с маслом! Не замай!!! — снова взревел Гуляев. — Я из-за этой гниды чуть на виселицу не угодил безвинно… Нет уж! Я ему башку-то своими руками оторву! И тебя, уж не обессудь, ежели помешаешь, на одну ладонь посажу, другой прихлопну. Хоть ты и фармазон, а нраву моему не препятствуй! Давай так, по чести — ты его из револьвера — как-никак, мой подарок! — а я и ножичком управлюсь, зато уж в самое сердце змеиное.
— Да ладно-ладно, — примирительно заговорил оборотень. — Что ты так кипятишься, Иван Демидыч? Добыча наша общая. Значит, так и решим: на счет три — я в голову стреляю, ну а ты, раз душа просит, — ножом в сердце. И-и-и! Раз, два…
Оставалось лишь досчитать до трех, и последовал бы роковой выстрел, но тут — откуда что взялось?! — полуживой адвокат каким-то нечеловеческим отчаянным усилием выдавил из себя:
— Иван Демидыч, ради Христа, выслушайте же — это я НАСТОЯЩИЙ Думанский! Слово чести — я!!! Он же украл мое тело! Поверьте мне, умоляю… — и тут же ощутил, как холодное дуло смит-вессона теперь уже уперлось в затылок.
Но очередной выстрел неожиданно грохнул где-то над головой, напрочь оглушив и сбив с толку адвоката. Думанский почувствовал вдруг, что пальцы, только что державшие его железной хваткой, отпустили. Пение наверху уже подходило к концу — вероятно, таинство жертвоприношения завершалось. Теперь Викентий Думанский мог отдышаться. Но удивляться было некогда.