Молодая хозяйка кивнула.
— Поверь, ЭТО БЫЛ НЕ Я, ПОНИМАЕШЬ? Неужели ты этого не почувствовала? Если ты любишь меня… или хотя бы любила… ты должна была почувствовать, что это был совсем другой человек! Ну хочешь, я на Евангелии поклянусь? — в уголках глаз его блеснули слезы.
— Да, да… Я чувствовала… И записка с вашей подписью «В. Д.», по-французски. Конечно… Но почему вы… ты сам — не приходил? Почему вас не было так долго?
— Я… приходил. Только ты меня не узнала. И записку действительно прислал я. Хорошо, что ты послушалась и переехала на новую квартиру, иначе неизвестно, что сейчас было бы.
Очнулась Молли у себя в спальне и увидела над собой лицо Думанского. Глаза его светились прежней сияющей нежностью. «Это сон, — решила девушка, — который никогда не станет явью».
— Я сплю? — прошептала Молли.
— Теперь уже нет, но мы оба так долго были точно во сне, — Думанский словно произносил слова заклинания. — Нам снился кошмарный сон, но теперь он уже позади. Мы больше не спим, и уже не будет страшно, все успокоилось, все прошло! ЕСТЬ ВСЕ ОСНОВАНИЯ ВЕРИТЬ В ЭТО!
— Все прошло! — блаженно повторила Молли и подумала: «Пусть будет так, как он говорит, я хочу этого, хочу верить и любить. Я хочу счастья!»
Думанский отвел глаза в сторону.
— Когда-нибудь я, возможно, все тебе расскажу, но сейчас…
Молли вспомнила о смерти дядюшки, но, увидев изуродованную руку Думанского, осторожно погладила едва зажившую рану:
— Нет-нет! Не сейчас… Не надо совсем… Ничего не рассказывай, Викентий! Мне кажется, я чувствую… ЕСЛИ ОБЛЕЧЬ ЭТО В СЛОВА, ТО ПОВЕРИТЬ БУДЕТ НЕВОЗМОЖНО.
«Апостолу Фоме тоже нелегко было поверить в Воскресение Спасителя, но Тому достаточно было показать раны на руках, и Фома уверовал», — подумалось Молли. Она с помощью Думанского поднялась и пошла в гостиную. Викентий последовал за ней. Комната была полна увядшими розами — высохшие букеты стояли в вазах на столе, прямо на полу, опавшие лепестки чернели на паркете, подобно следам от пролитого вина. В сознании Думанского роились неясные ассоциации. Он рассеянно спросил:
— Откуда ЗДЕСЬ эти цветы?
Молли с состраданием посмотрела на Викентия — сколько ему пришлось перенести за эти дни! — и тихо произнесла:
— Но ведь это все ты мне дарил — Я ПЕРЕВЕЗЛА ИХ С СОБОЙ.
Все поплыло перед глазами Думанского.
«Значит, все-таки…» — Викентий Алексеевич содрогнулся, но взял себя в руки и проговорил:
— Пускай так стоят. Кто знает, может быть, еще расцветут?
Думанский почувствовал свинцовую тяжесть в теле: чудовищное напряжение последних дней давало о себе знать. Он опустился на узкий диванчик, совсем не предназначенный для сна, но ему было безразлично куда лечь, казалось, в тот момент он уснул бы и на голом полу. Молли села подле него, взяла его руки в свои. Викентий видел на тонком запястье его рождественский подарок — браслет-змейку, чувствовал тепло возлюбленной.