В милиции задают какие-то дурацкие вопросы: хорошо ли мы жили, не пил ли я, не употреблял ли наркотики, потом говорят: «Ваша жена попала в дурное общество, мягко говоря». И показывают кассету с порнофильмом, в котором снята и моя жена. Правда, не в самом страшном виде, но… Я был в отчаянии. А они мне говорят: «Кассету мы взяли в притоне, в поселке Александровская, а жену вашу не нашли. Будем искать!»
Я домой вернулся, а мне звонят. Какой-то аноним предлагает вернуть жену за огромный выкуп. У меня и денег таких нет. Бросился к знакомым. Есть у меня ребята, которые, по моим предположениям, связаны с криминальными кругами. Они говорят: свяжем тебя кое с кем, называют какого-то Муксинова… — Я вдруг заметил, что голос мой отдаляется и звучит где-то в стороне, причем все глуше и глуше. Музыка обволакивала и затягивала. Я сделал усилие, чтобы вырваться из навалившегося вдруг оцепенения, увидел огромные глаза женщины, пристально разглядывавшей меня, услышал, как она спрашивает: «Любите стихи?», подумал: «А при чем здесь стихи?», а женщина тихо стала декламировать:
В огромном омуте прозрачно и темно,
И томное окно белеет;
А сердце — отчего так медленно оно
И так упорно тяжелеет?
Я почувствовал блаженную истому, хотел сказать, как мне хорошо, и не смог. Женщина прекрасная и совершенно неземная почему-то взлетела, а стихи все продолжали звучать:
Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь…
Мягкое покрывало накрыло меня…
Очнулся я в комнате, залитой солнцем. Я лежал на кушетке. Во рту была страшная сухость, болела голова. Я приподнялся на локте и огляделся. Чистые беленые стены, на них несколько картин, дощатый стол «под село», такие же стулья вокруг него, окно забрано узорной металлической решеткой. Соображалось трудно. Я лег и закрыл глаза. Постепенно память возвращалась. Гадалка… Глаза… Стихи… Кофе… Кофе! Я глухо застонал. Меня опять опередили. Я сунул руку под пиджак, кобуры с пистолетом не было.
Я встал, подошел к окну. Сквозь голые ветви деревьев виднелся бетонный забор, дальше за такими же заборами краснели кирпичные виллы разнокалиберной архитектуры. «Похоже — Озерки, — подумал я. — Неподалеку, в доме-корабле живет мой давний приятель Валерий Кулешов. Да что толку…»
Дверь открылась, в ней стоял амбал с бычьей шеей, в просторном малиновом пиджаке, канареечной рубахе с черно-красным галстуком.
— Пошли, мент, раз очухался!
Мы прошли по короткому коридорчику и вошли в просторную гостиную, обставленную явно в подражание мексиканским «мыльным операм». В центре, лицом к зрителям диван, за ним справа лестница на второй этаж, слева дверь в другую комнату.