Лалетин бурно радоваться постеснялся, пожал руку и потащил вновь прибывшего к одному из жилых домов.
— Шевелись, а то медики бесятся.
— Пардон?
— Труп мы не трогали. Можешь полюбоваться. Карло видел? Значит, пойдут требовать скорейшего раскрытия, ну и в том же духе. Сам понимаешь, не маленький.
— Я зачем вам нужен?
— Ну, ты ведь психолог по специальности. И довольно талантливый.
— По специальности я — шахматист. А талантливый… Сильно сказано.
— Это уж вопрос второй. Тебя вспомнил Федин. Приказано подключить к работе.
— Увидим.
В пахнущем мочой подъезде с облезлыми стенами Иван Федорович остановился и указал пальцем:
— Вон, смотри.
Паша взглянул и злобно оскалился.
— Благодарствую. Век не забуду. Припомнится доброта и ласка ваша.
— Шестнадцать лет девчонке. На третьем этаже здесь жила. В семь пятьдесят пошла на уроки. И сразу крики. Эти суки все по квартирам попрятались, никто и носу не высунул. А когда ее стали… В общем, соседушка решил — к нему в дверь ломятся, испугался и давай звонить в отделение. Они сразу сюда, а тут… Найду, глотку перегрызу. Ублюдок.
Девочка была прибита гвоздями к двери. Лицо искажено. Пустота ушла из ее глаз. На горле чернела громадная рваная рана. Желтоватые длинные волосы, испачканные кровью спадали на грудь. Ноги были согнуты в коленях, и создавалось впечатление, что девочка парит в воздухе. Рядом, в шаге от пола, одиноко примостилась толстая темно-зеленая сумка. При жизни девочка была красива, насколько можно судить в такой обстановке. Даже сейчас в остекленевших глазах читалось что-то неуловимое, вызывавшее глубокую скорбь и жалость даже у Непринцева, не отличающегося особой чувствительностью.
Эксперты уже закончили свою часть программы, теперь дело было за санитарами. На дворе робко топтались два здоровенных амбала. Полковник махнул рукой и брезгливо отвернулся.
— Звать-то ее как?
— Доронина Анна. Десятый класс местной школы.
— Родители?
— Мать в больнице, отец в истерике. Его в квартире держат. Бред какой-то.
— Пойдем проветримся. Занятия отменили?
— Отменили, конечно.
— Жаль. Очень жаль. Что еще скажешь хорошего, Мазепа?
— А что ты хочешь услышать?
— Стоит ли тебя учить?
— Никто его не видел. Ни в доме, ни на улице. Вообще ничего. Глухо, как в танке. Молоточек забрал с собой. Насиловать не стал, тоже существенно.
— Молоточек, допустим, может где-нибудь в канализации валяться.
— Это факт или предположение?
— Предположение, дорогой, предположение. Кстати, почему «его»? Может, вовсе не «его», а «ее».
— Думаешь?
— Я редко думаю. Просто пришло в голову, и все. О девчонке известно что-нибудь? В смысле знакомства, характер, привычки…