— У кого-то осталась заначка. Не может быть, чтобы не было. Мальчики, колитесь!
Кроме четырех парней, здесь была еще одна девушка — Танька Эйфория, но Циркачка ее в расчет не брала. Они вместе еще утром разделили пополам последнюю дозу.
— Отстань наконец, — вяло огрызнулся Серый. — Без тебя тошно.
Он лежал на ковре, который вчера вечером они сняли со стены. Здесь же на ковре лежали еще двое парней, бездумно глядя в потолок: Васька Сыч и Длинный, которого никто не называл по имени. Собственно, именами здесь вообще никто не интересовался. Возможно, что и Сыч вовсе не был Васей, а Танька Эйфория — Татьяной. Только Циркачку действительно в нормальной жизни звали Настей. В кресле, вытянувшись, с закрытыми глазами полулежал Юра Дьяконов, который в компании получил кличку Попович. В отличие от остальных, Юра думал не только о приходе Майкла, но о том страшном, что только что произошло у него в жизни. Несколько дней тому назад он ушел из дома. Вернуться уже не мог. Ведь он предал отца. Стыд, страх, нет, не страх — ужас терзали его. Сердце временами, казалось, готово было выскочить из груди. Глотать было трудно, горло пересохло, слюна казалась вязкой, как смола. Почти полгода тому назад его впервые уговорили попробовать выкурить папироску с планом. Он ничего не почувствовал и в следующий раз смело курил с парнями анашу. Его «проняло» с третьего раза. «Видно, перекурил», — подумал он тогда. Его вырвало и долго трясло, пока парни не уговорили «похмелиться». Он выкурил еще одну «дозу» и после этого не отставал от остальных. Иногда в их компании появлялись взрослые, которые, как он вскоре заметил, выделяют его из остальных. Помело и Майкл подчеркнуто уважительно обращались к нему только по имени и никогда не называли Поповичем. Часто его угощали бесплатно, добродушно посмеиваясь и приговаривая: «Такой важняк, как ты, всегда в почете. Рассчитаешься как-нибудь». Ему льстила показная избранность, он все чаще оставался в компаниях на ночь. А потом появилась Настя… Ради нее Юра готов был на все. Впрочем, в любви Насти к нему Юра часто сомневался. Иногда ему казалось, что она подсмеивается над ним, над его наивностью, над религиозностью, один раз в сердцах даже «мамкиным сынком» и «сосунком» назвала, но отлепиться от нее Юра не мог и даже, случалось, просил взрослых благодетелей давать ей порошок бесплатно, зачитывая долг ему. Как он будет рассчитываться, Юра не задумывался. Во-первых, ему казалось, что не так уж много он и задолжал, а во-вторых, был уверен, что родители всегда дадут нужную сумму, если он «нажмет» на них. Настя первая в их компании «села на иглу» и говорила, что «кайф» получает такой, какого они от «травы» никогда не получат. Юра боялся за нее, но надеялся, что все образуется само собой. Он мучился от страха за нее и за себя, терзался ревностью. Особенно врезался ему в память случай, когда он увидел, что Настя целуется с Длинным. Он тогда подбежал, схватил ее за руку, закричал что-то обидное, унизительное. Но Циркачка вырвала руку, усмехнулась и сказала: