— Прости меня! Прости, — шептала она, испуганная собственной злостью. — Я не хотела обидеть тебя. Прости меня, Грейс.
— О, мамочка! Что я наделала… — всхлипывала Грейс, обнимая мать. — Ты тоже прости меня.
Они долго сидели обнявшись, а «Соната незабудки» по-прежнему продолжала эхом звучать в ушах. Наконец Одри погладила Грейс и вытерла ее слезы, потом встряхнула волосами и решительно сжала губы.
— Твой отец умирает, Грейс.
Глаза Грейс широко раскрылись, словно у животного, испуганного резким светом автомобильных фар. Она недоверчиво смотрела на мать. Да, отец выглядел бледным и худым, но она и представить себе не могла, что у него серьезные проблемы со здоровьем.
— Он умирает? — повторила она в надежде, что ослышалась.
Одри кивнула.
— Его съедает рак, любовь моя.
Грейс придвинулась к матери и уткнулась ей в шею.
— Почему ты молчала? — спросила она. — Он болеет давно?
— Два месяца или много лет… Я не знаю. Но надежды на выздоровление нет. Он долго не продержится. Мы не хотели путать тебя.
— Но, мамочка, он же мой отец! Ты должна была сказать мне.
Грейс отстранилась от матери и села на ковер.
— Любовь моя, твой отец — гордый человек. Он не хотел, чтобы о нем волновались.
— А Алисия и Леонора знают?
— Я еще им не говорила.
— Ты должна сделать это. Господи, мы сейчас должны быть здесь рядом с ним! Только после смерти человека мы понимаем, как сильно любили его. Мы должны показать, как много он для нас всех значит.
— Милая моя, ты такая хорошая, — прошептала Одри, отметив для себя, что Грейс стала более чувствительной и «земной».
Грейс прочитала мысли матери.
— Витать в облаках, не замечая земных забот, — неправильно, — ответила она, едва заметно улыбнувшись. — Этому меня научил Луис.
Одри поправила выбившийся из прически локон и нежно ей улыбнулась.
— Не вспоминай о своем дяде при отце, любовь моя. Он очень слаб.
— Я понимаю. Конечно, — ответила она. — Ты скажешь ему, что я знаю о его болезни?
— Скажу.
— И расскажи все близнецам. Мне все равно, гордый он или нет. Все, что мы можем сейчас для него сделать — быть рядом.
Одри кивнула и снова обняла Грейс.
— Сыграй что-нибудь еще, любовь моя. Что-нибудь менее грустное. Та мелодия вызывает в памяти мучительные воспоминания. Извини.
— Я сыграю что-то более оптимистичное, — сказала девушка, снова усаживаясь за пианино. — Оптимистичная музыка пойдет папе на пользу.
И все же Грейс недоумевала, почему на этот раз «шестое чувство» подвело ее…
Пролетали месяцы, и Сесилу становилось все хуже. Не помогали ни музыка Грейс, ни ее молитвы. Его дух угасал, подобно осенним деревьям, которые одно за другим сбрасывают листья до тех пор, пока ветви не становятся абсолютно голыми и безжизненными. Так должно быть. Судьба привела его к концу путешествия, и впереди его ждал мир духов. Но он испытывал страх.