— А ты, Ирина? — обратилась графиня к девушке.
— Я? — переспросила та. — Поверьте, я не сделала ничего плохого. Но я согласна с тем, что Россия нуждается в реформах. Народ страдает, графиня...
— Ну, конечно... Я полагаю, ты тоже собиралась на это собрание, куда должен был отправиться Самуэль после того, как покинет мой дом?
— Нет, меня туда не приглашали, — ответила Ирина. — Я всего лишь присматриваю за Михаилом, сыном Юрия Васильева, но Юрия арестовала охранка, и я не знала, что делать, и потому бросилась искать Самуэля...
На миг графиня прикрыла глаза, словно раздумывая, что же ей теперь делать.
— Мой муж был бы весьма разочарован, глядя на теперешнее твое поведение, — произнесла она наконец, сверля Самуэля неумолимым взглядом.
— Простите меня, сударыня, — вздохнул Самуэль. — Мне очень стыдно, что из-за меня вы попали в столь неприятное положение. Сейчас мы уйдем, но я надеюсь, что когда-нибудь вы сможете меня простить.
— Даже не знаю, смогу ли я это сделать, — ответила графиня. — Мы приняли тебя, как члена нашей семьи, а ты... ты посмел поставить нас в такое положение, обмануть наше доверие, подвергнуть нас опасности. Ты не заслуживаешь нашего уважения. Мне очень жаль твоего отца: он хороший человек, как и твой дед.
Самуэль опустил голову. На душе у него скребли кошки; у него едва хватило сил сдержать слезы.
— Бабушка, Самуэль не сделал ничего плохого, — заступился за него Константин. — Разве это плохо — желать счастья России?
— То, что он сделал, называется предательством, — покачала головой графиня. — Предав царя, он предал всех нас. Но позволь мне сказать тебя правду, Самуэль. Я не стану доносить на твоего отца и не выдам его охранке. А тебя я прошу покинуть мой дом и никогда больше не возвращаться. Я не желаю тебя видеть. А тебе, Константин, я запрещаю встречаться с Самуэлем, а также с кем-либо еще, кто может представлять опасность для нашего доброго имени и безопасности нашего дома. И тебя, Ирина, я тоже попрошу покинуть мой дом и больше не возвращаться. Нам не нужны такие учителя, как ты. Кстати, Катя давно уже просит освободить ее от занятий музыкой. Они ее совершенно не интересуют.
— Бабушка... позволь мне ему помочь, — произнес Константин умоляющим голосом. — Он — мой лучший друг, мы не можем допустить, чтобы его схватила охранка.
— Нет уж, Константин, — заявила та. — Я не позволю тебе якшаться с революционерами. Так что попрощайся с ним навсегда и не надейся, что со временем я передумаю. Если уж я что-то решила — значит, так тому и быть.
Они вышли из комнаты; ни Константин, ни Самуэль не решались сказать друг другу слова прощания.