— Чхикви — по-грузински сойка, — вмешался в их разговор Минас. — Птица такая есть — сойка из отряда воробьиных. По-латыни «гарулус гландариус».
— Сам ты гориллус! — обозлился на него Ромка. — Все знает, профессор несчастный, всюду свой нос сует. Моя фамилия Чхиквишвили, и твои сойки из отряда воробьиных совсем ни при чем!
Особенно его обидел этот самый «отряд воробьиных». Если на то пошло, сойка крупная птица, какое она отношение к воробьям имеет? Треплется, профессор несчастный, а проверить нельзя!
— «Отряд воробьиных», «отряд воробьиных»… — долго не мог успокоиться Ромка. — А ты — Аветисян — это из отряда горных орлов, да?..
Однако старшина ухватился за разъяснение, данное Минасом.
— Ишь ты! — обрадовался он. — Сойка, значит? А «швили» це ще?
— Сын… — Минас невольно улыбнулся — получилось, что Ромка вдобавок к «отряду воробьиных» еще и «сойкин сын».
— Я твою маму пока не трогал! — заорал Ромка.
— Не пререкаться! — осек его старшина. — Але для пользы службы будэшь Сойкин. Чего на менэ очами клыпаешь? Сойкин, и всэ тут!..
— Ну смотри, Минас! Я тебе это запомню, — пригрозил Ромка. — Я тебе не такую еще фамилию придумаю!..
Восьмого под вечер, отпросившись у командира взвода, Ива, Минас и Ромка пробрались к рейхстагу. Он возвышался над ними огромный, пустой, с заложенными кирпичом проемами. В его стенах зияли пробитые снарядами дыры; исклеванные осколками и пулями стены казались рябыми, как изрытое оспой, угрюмое лицо слепого.
Над искореженным переплетом купола реяло большое красное знамя. Оно было единственным ярким пятном на потрясающей воображение панораме разрушенного города, написанной серым и черным.
Бронзовый кайзер грузно сидел на породистом сытом коне. Коня вели под уздцы, он слегка приседал на задние ноги, точно боялся чего-то. В его прошитом автоматными очередями брюхе тихонько посвистывал ветер.
— Давайте тоже распишемся на рейхстаге, — предложил Ива.
— Но мы ведь не участники штурма, — запротестовал было Минас.
— И что с того? Расписаться можно всем, кто был здесь в дни войны. Места хватит.
Ива первый вывел на уцелевшей штукатурке свою фамилию и имя. Передал кусок угля Минасу.
— Давай пиши…
На следующий день война окончилась. Весь мир салютовал этому дню. В небо неслись разноцветные трассы автоматных очередей, оставляя дымные следы, взмывали ракеты, лопались высоко над головой, рассыпали веера тлеющих угольков.
И вместе со всеми, подняв к небу пистолет, стрелял Ромка Чхиквишвили.
— Аоэ! Победа!..
— Откуда у тебя пистолет? — спросил Ива.
— Какое твое дело?.. Жора-моряк подарил. Между прочим, мировой пистолет, «вальтер», трофейный. Такой у Каноныкина был, помнишь?..