Неожиданно слева от него раздался многократно усиленный динамиком голос лейтенанта Зигля. Он заговорил по-немецки. Ива понял только два первых слова: «Ахтунг!.. Ахтунг!..»
Карл Зигль говорил горячо и убежденно. Ива улавливал лишь отдельные слова, смысл сказанного не доходил до него, и тем не менее он ощущал — убежденно говорит человек. И ждал, что на склоне горы возникнут фигуры с поднятыми руками или кто-нибудь примется размахивать белой тряпкой в знак того, что слова лейтенанта достигли цели и подростки, одетые в солдатские мундиры, выбрали жизнь.
Но склон оставался безлюдным, настороженно пустым.
Потом что-то негромко хлопнуло, и в сторону молчащего склона медленно полетел круглый предмет. Ударившись о землю метрах в пятидесяти от преграды, за которой была спрятана радиоаппаратура, он лопнул, и сотня небольших листков, похожих издалека на белых бабочек, вспорхнула вверх. Ветер понес их к склону горы, и листки долго еще мелькали вдали, словно никак не решались сесть на подернутую реденьким туманом траву…
— Он здорово говорил, правда? — спросил Ива у Минаса, когда они вернулись в расположение роты. — Ты все понял?
— Почти. Говорил он отлично.
Лейтенант Зигль доложил по телефону в штаб полка о первой передаче.
— Мы бросили им листовки-пропуска с помощью нехитрого механизма, честь изобретения которого принадлежит нашему Штейнеру… Слушали нас внимательно, это точно… Я предупредил их, когда начну следующую передачу. Ровно в шесть утра… Рискованно! Ничего, переживем! Уверен — за ночь немало листков перекочует в карманы мундиров. Уверен!..
Пока Карл Зигль докладывал штабу полка, Отто Штейнер коротким ножом со сменными лезвиями резал какую-то фигурку из липового чурбачка. Штейнер говорил по-русски так же чисто, как и Карл Зигль, и только манера старательно выговаривать каждое слово выдавала в нем иностранца.
— Совсем недалеко отсюда, — рассказывал ребятам Штейнер, — в Рудных горах есть маленькая деревня Зайфен. Когда-то ее жители добывали в ручьях олово, чем и кормились. А в долгие зимние вечера вырезали из дерева щелкунчиков, вот таких человечков с большим ртом. — Он показал почти готовую уже головастую фигурку. — Это не просто безделка. Положи ему в рот орех, нажми — и готово, можно лакомиться ядрышком… С годами олово все выловили, и щелкунчики стали единственными кормильцами бывших рудокопов. Эти фигурки резали мой дед и мой отец. И я сам в детстве, пока не уехал в Гамбург и не поступил на завод. Там я впервые встретил Эрнста.
— Какого Эрнста? — спросил Ромка.
— Тельмана… Они убили его. В Бухенвальде. Трусы!.. Они сполна ответят нам за смерть Эрнста!.. — Штейнер сказал эти слова другим голосом, совсем непохожим на тот, которым рассказывал о Зайфене и щелкунчиках.