— За все сразу, по совокупности.
— Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд, — прищурившись, Марцис разглядывал Калныня. — Значит, ты за них из кожи лез, а они тебя под зад?
— Из квартиры-то не попрут? — уже другим тоном спросил Хенька.
— Хрен их знает, — разозлился Калнынь. — Разве в этом дело? Ну ладно, если морду бить раздумали, пошли, хоть посидим. Не частые вы гости.
Со сладким бульканьем наполнились водкой три больших хрустальных стакана на кухонном столе, и были они немедленно опрокинуты в три луженые глотки.
— А вообще, — Марцис смачно хрустел огурцом, — так тебе и надо. Сам в собственный капкан угодил. Неужто не снятся тебе земляки, которых ты эшелонами в Сибирь отправлял? Ну хорошо, в сороковом ты только что из тюрьмы выскочил, злым был, по дури кинулся одних раскулачивать, других в колхозы тащить, третьих в агенты империализма записывать. Дров, конечно, наломал изрядно, однако власть имел небольшую. На подхвате был. Но потом-то, потом?! Когда немцев прогнали и ты уже при чинах, в органах состоял. Неужто не жалел всех этих баб, ребятишек? Да и мужиков тоже, самых что ни на есть работящих латышей с родной земли сживал. Неужто вправду верил, что они пособники Гитлера? Злостные враги трудового народа? А если не верил, как же мог позволить этим, из Москвы, разорять твою землю, издеваться над народом? Сволочь ты!
Марцис так крепко саданул кулачищем по столу, что расплескалась водка из наполненных по второму кругу стаканов.
Калнынь долил их до верха, аккуратно вытер стол.
— Ты давай закусывай, — посоветовал он, — чтобы память лучше работала. А то уж, наверное, забыл, как рыдал, когда Отец народов помер? Как на демонстрациях с портретом вышагивал? Как, выбившись в бригадиры, на собраниях пламенно агитировал? Про единую семью народов на вечные времена. А теперь, когда вышибли, диссидента из себя корчишь?
— Прав он, Марцис, — угрюмо подтвердил Хенька. — Все мы сволочи. А я в газете, думаешь, не кривил душой. Кривил — из номера в номер, изо дня в день. Какой только чуши не писал — про трудовые подвиги, почины, соревнования. Про счастливую, процветающую Латвию! Нет давным-давно никакой Латвии. Есть кусок загаженной земли. Переименуй его завтра по просьбе трудящихся в какой-нибудь Краснобалт или Брежневск, через пяток лет никто и не вспомнит, что здесь Латвия когда-то была. Нету Латвии — есть один буржуазный национализм.
— Когда мы в это дерьмо влезли? — Марциса потянуло в философию. — Ведь поначалу верили в эти сладкие слова — всеобщее благосостояние, светлое будущее… Знаешь, Андрис, я думаю, какая-то большая сволочь придумала этот опиум для народа. Думаю, что твои коммунисты для того и дают этот опиум народу в лошадиных дозах, чтобы ловчее на его горбу кататься.