Он медленно и словно нехотя положил трубку и снова уставился на Артура небесно-голубыми глазами.
— Да, уважаемый Артур Янович… Тему мы, конечно, затронули непростую, и вам, вероятно, нужно все самому всесторонне обдумать. Оценить, так сказать, свое положение.
Чему удивился Артур, так это его тону. Он стал безразличным и равнодушным. Охотничий азарт куда-то исчез. Перемена была внезапной, и Банга понял — что-то переменилось в верхах.
— Я не хочу сегодня вас больше задерживать и донимать расспросами.
— Значит, я могу идти? — посеревшее от бессонной ночи и густой щетины лицо Артура ожило.
— Да, конечно, — без сожаления отозвался Лицис.
Артур медленно и неуверенно поднялся со стула. Еще раз вопросительно взглянул на следователя, прежде чем направиться к выходу.
— Одну секунду, — Лицис достал из ящика бланк. — Распишитесь вот здесь…
— Что это?
Следователь пожал плечами и сказал как само собой разумеющееся:
— Обычная формальность, подписка о невыезде.
Артур склонился над столом, вчитываясь в пустые казенные строчки, поймал устремленный на него чистый небесный взгляд Лициса.
— Я должен здесь расписаться? Но разве…
— Таков порядок, коротко пояснил Лицис. — Кстати, можете воспользоваться моим телефоном. Вы, кажется, хотели позвонить домой.
Артур ничего не ответил. Торопливо закрутив подпись на бланке, он вышел из кабинета.
Яркий осенний день заливал праздничным светом большую комнату, и в этом свете весело поблескивали никелированные прутья клетки с разноцветными попугайчиками. Лимонные, салатовые, бирюзовые с жемчужной рябью птички свободно выпархивали в открытую дверцу, рассаживались по краям мольбертов, на развесистых, похожих на громадные уши листьях тропических растений, ни на секунду не переставая щебетать.
Насквозь пронизанный солнцем, полыхал, как драгоценный изумруд, огромный аквариум с пучеглазыми задумчивыми рыбками. Но ребятишек, склонившихся над мольбертами, ничто не могло отвлечь от увлекательного занятия. На их картонах и ватманах буйно расцветали волшебные сады, выходили из непролазных зарослей диковинные звери. Ни один посторонний звук, кроме птичьего гомона, не нарушал сосредоточенной тишины класса.
Марта за учительским столом, заставленным всевозможной натюрмортной утварью, казалось, совсем забыла о двадцати своих пятиклашках. Отрешенный взгляд ее говорил, что она целиком ушла в себя, в невеселые свои раздумья. Ей было о чем поразмышлять — о вчерашней свадьбе, на которой так и не появился Артур; о ночи в пустом доме, из которого в один миг исчезли и сын, и муж…