Но после того, как поцелуй подойдет к концу, им предстоит оказаться лицом к лицу, не зная, что делать или что говорить. Жюстина не хотела, чтобы между ними повисло молчание. Устав оттого, что все время была настороже, она не хотела, чтобы глупая стеснительность испортила эту минуту настоящей близости – единственную, которая у них была за всю историю отношений. Она взяла его за руку и ограничилась одним-единственным словом:
– Входи!
8
Стефан Лоран медленно пробудился от дремоты. Батарея его айпада была разряжена, и соло Марка Нопфлера резко оборвалось за несколько секунд до восхитительного финального риффа в «Sultans of swing». Однообразное и прерывистое покачивание поезда вызывало тошноту. Молодой человек заранее знал, что не сможет сомкнуть глаз: ночные поездки были для него настоящей голгофой. У Стефана с детства было не все хорошо с внутренним ухом, и это заставляло его терять равновесие и делало невыносимыми поездки на поезде или в машине. Растянувшись на своей полке, он не мог отделаться от ощущения, что у него в ушах жужжит целый рой грязных мух. С того мгновения, как он больше не мог слушать музыку, этот шум становился все более и более невыносимым. Встав с полки, Стефан при тусклом свете лампочки вышел в коридор. В темном оконном стекле он увидел себя: смутное отражение, перемешанное с мелькающими снаружи тенями. Прислонив лоб к стеклу, парень попытался разглядеть за окном хоть что-нибудь. Огоньки, освещающие железнодорожные пути, появлялись через равные промежутки, слепили глаза и еще больше мешали любоваться пейзажами.
Стефан порылся в карманах джинсовой куртки и вынул оттуда пачку сигарет. Посмотрел вокруг: сейчас ему не хотелось ни с кем разговаривать. Но поблизости никого не обнаружилось, за исключением девочки-подростка в наушниках. С виду она была чуть моложе его самого. Стефан зажег сигарету, и облако табачного дыма заполнило его легкие, вызывая приятное головокружение.
Он чувствовал себя совершенно пустым, будто цистерна, у которой открыли кран и она за несколько минут извергла из себя тысячи литров воды. А иногда, наоборот, ощущал себя чересчур переполненным. Все, что заполняло его, теснилось в голове и даже в теле. Ему казалось, что он снова чувствует у себя в жилах таинственное клокотание, которое ждало возможности вырваться наружу; раскаленная лава, заключенная в темной оболочке магмы. Окружающие не могли его понять, и Стефан это хорошо знал. Они жили беззаботно, неспособные выйти за пределы своего облика, за пределы своего сознания, пересечь границу, которая отделяет возможное от невероятного. Все они пленники торжествующей повседневности, нелепого материализма.