– Негодяи!.. Презренные мерзавцы!.. Что мы им сделали? Что им сделал этот несчастный малыш, что они столь бесчеловечно разлучили его с нами, с его единственными защитниками?
Молодой человек, как всегда благородный и великодушный, позабыл о собственных несчастьях и не мог думать ни о чем другом, кроме маленького китайца, чья судьба внушала ему смертельную тревогу.
– Malar Doué! Malar Doué! – выругался Пьер ле Галль.
Достойный матрос, будучи истинным бретонцем, почти никогда так яростно не ругался. Это отступление от сложившихся правил свидетельствовало о его крайней растерянности. И то, что «громы и молнии» всех стран и народов никак не участвовали в речи мастера-канонира, указывало, насколько плохи дела.
Фрике вновь заговорил, и голос его срывался.
– Оказаться за решеткой одним разом больше или одним разом меньше – для нас это ерунда. Мы прошли сквозь такое пекло, что даже чертям в аду стало бы тошно! Но бедный ребенок, без средств к существованию, без защиты, среди пиратов без сердца и души, среди этих бесчестных чиновников, этих сообщников бандитов… что с ним станется? Черт возьми, тут долго думать не надо. Они продадут его, как продают скот. А мы сидим здесь, беспомощные, безоружные, и грызем локти. Но нет, я это так просто не оставлю. Пускай я сломаю все ногти, ковыряя камни темницы, или пробью стены головой, но я выйду из этого проклятого места и порву в клочья мерзавцев.
– Отлично сказано, матрос, я с тобой. Мы разнесем с тобой эту стену, которая не должна быть слишком крепкой. Ха! Из чего она сделана: из грязи и плевков.
– О! – продолжил Фрике с удвоенным гневом, который заставлял дрожать голос парижанина. – Это не принесет им удачи, если они осмелятся поднять руку на нашего приемного сына. Как и всем другим, кто пытался встать у нас на пути. Вспомни о Мажесте: когда мы забирали его, мы были беспощадны. Трусы!.. Они лишь могут нападать на детей. Ведь бедные малыши – существа беззащитные, и их пожалеют даже дикие звери, а вот люди способны их мучить. Я сам, будучи обездоленным, слишком много страдал в жизни, чтобы не сочувствовать детям. Прежде всего я обращаю внимание на слабых, и мое сердце сразу же толкает меня навстречу угнетенным. Слава Богу, природа одарила меня мускулами борца, и это неслучайно. Итак. Заставим же работать наши мускулы. А ну-ка, Пьер, доставим хлопот этой проклятой банде пиратов.
– В добрый час, сынок. Я рад видеть тебя таким. Веришь ли, ты страшен в гневе, и мне бы не хотелось оказаться в шкуре этих чертовых португальцев… Нет, не хотелось бы! Я отлично тебя понимаю. Ты их в клочья разнесешь. И ты отлично знаешь, что твои приемные дети – и мои дети тоже. Мы все составляем одну большую семью матросов, лихую семью. Вот мое мнение! И пусть кровь не так быстро прилила к моей голове, как к твоей, сейчас я взбешен как никогда. Да у меня кожа дымится, а кулаки так и чешутся! Я решительно настроен начать кампанию по высадке. Но достаточно болтовни. Лучшее средство спасти юнгу заключается в том, чтобы завязать языки узлом, а не трещать как попугайчики. И, прежде всего, надо проделать дыру в стене этой халупы. У тебя есть нож?