И, долго так проплакав, она притворилась больной, чтобы избавить себя от ужина в обществе герцога, за которым обычно присутствовал и молодой дворянин. Герцог же, любивший жену больше, чем себя, сам явился ее проведать. Тогда, чтобы ей легче было отговориться, она сказала, что, должно быть, она забеременела – и от этого у нее болит голова, и боль эта причиняет ей большие мучения.
Так прошло несколько дней, герцогиня не вставала с постели и была все время такой мрачной и грустной, что герцог стал подозревать, что дело тут вовсе не в беременности. И он решил, что проведет ночь вместе с ней, и был очень ласков и, зная, что он бессилен что-либо сделать, чтобы она перестала вздыхать, сказал ей:
– Милая, вы знаете, что я люблю вас больше жизни и что, если я лишусь вас, жизни моей наступит конец. Поэтому прошу вас, если вы хотите сохранить ее, скажите мне, что заставляет вас так вздыхать, ибо я не верю, что причиною этому только беременность.
Видя, что герцог так добр к ней, что она может просить его о чем угодно, жена его подумала, что настало время отомстить за свою обиду. И, обняв мужа, она расплакалась и сказала:
– Увы, друг мой, больше всего страданий причиняет мне мысль о том, что люди, которые обязаны были бы пуще всех беречь ваше достояние и вашу честь, вместо этого вас обманывают.
Услыхав такие речи, герцог непременно захотел узнать, что все это означает. И он стал настоятельно просить открыть ему всю правду и ничего не бояться. Жена его несколько раз отказывалась, но наконец все же согласилась.
– Стоит ли удивляться, сеньор мой, – сказала она, – что чужеземцы идут войной на наших государей, если те, кто более всего им обязан, затевают против них войну – и притом столь жестокую, что, по сравнению с ней, потеря богатств ничего не значит. Я говорю сейчас о молодом дворянине (тут она назвала имя ненавистного ей юноши), которого вы же взрастили и воспитали, заботились о нем – и не как о слуге своем, а как о родном и даже больше того – как о собственном сыне. И что же! Он посмел замыслить против вас жестокое и гнусное преступление: он вздумал волочиться за вашей женой, чтобы лишить ее чести, чтобы покрыть позором и дом ваш, и ваших детей. Но, хоть он и долго пытался умилостивить меня страстными взглядами, сердце мое, которое принадлежит вам одному, не обращало на них никакого внимания. И в конце концов он открыто во всем мне признался. И на мольбы его я ответила так, как того требовало мое положение и мое целомудрие. А в душе у меня вскипела такая ненависть к нему, что с тех пор я уже не могу его больше видеть. Вот почему я затворилась у себя в комнате и лишила себя вашего общества. И теперь молю вас, сеньор, не держать возле себя эту чуму, ибо, совершив столь подлый поступок, он будет бояться, как бы я вам о нем не рассказала, и может совершить что-нибудь и похуже. Вот, сеньор мой, причина моей печали, – и, если вы хотите поступить достойным образом и быть справедливым, вам надлежит поскорее распорядиться.