— Просто потому.
— Почему потому?
Она всплеснула руками и прокричала:
— Потому что любовь — это не то, что нужно озвучивать, — ее лицо засияло фанатичным блеском. — Ты просто знаешь о ней, и все. Это непроизносимое чувство. Скромное, тихое и неизменное... — она вернулась к нарезке грибов, немного успокоившись. — По-моему, нельзя просто сказать, что любишь кого-то и думать, что это правда. Из этого ничего не выйдет. Настоящая любовь не нуждается в объявлениях или признаниях. Настоящая любовь просто... есть. Понимаешь?
Мое горло сжалось, потому что я знал. Боже, я понимал, о чем она говорит. Я знал, как больно просто смотреть на нее.
— Так что, — она сглотнула, — Мэтт меня не любит, и я его не люблю. Что возвращает меня к тому, откуда я начала, а точнее к пустоте. И я просто. — Чик. — Чертовски. — Чик. — Задолбалась. — Чик. — Существовать в пустоте. И никто этого не понимает. Никто!
Я смотрел прямо на нее, желая стереть боль из этих больших зеленых глаз, взирающих на грибную экзекуцию. Она выглядела так же, как я чувствовал себя на протяжении многих дней. Больным. Закостеневшим. Отчаявшимся.
— Я понимаю, — произнес я тихо.
Она прекратила резать и подняла глаза.
Я поджал губы.
— Мне известно абсолютно все о пустоте.
Мы встретились глазами в тусклом свете ламп, обмениваясь по-прежнему болезненными ощущениями. Как мы до этого дошли?
Возможно, официально мы и являлись взрослыми, но в последнее время чувствовали себя такими же беспомощными, как дети. Потерянными и напуганными.
Если бы здесь были мои родители, они бы знали, что делать. Как помочь Пикси. Как привести в чувства меня. Они всегда могли найти выход из трудной ситуации. Но, поскольку, они не стремились задержаться в этом месте, мы были вынуждены справляться со всем самостоятельно. И потерпели неудачу.
Пикси посмотрела на меня долгим взглядом:
— Я знаю, — сказала она еле слышным шепотом, трепещущим в воздухе и скользящим по моей коже
Она посмотрела на меня с тоской и, черт меня возьми, если это не все, чего я хотел от этого мира.
Я опустил глаза на ее губы, шею, руки. Каждый мой инстинкт кричал о том, чтобы я ее коснулся. Чтобы сократил расстояние между нами и обнял ее, оберегая. Чтобы оградил ее ото всех невзгод и печалей. От всего, что ощущал я.
Но этому не суждено случиться. Нам не быть вместе.
Мы не смели шевельнуться, но реальность просачивалась, неотвратимо и уверенно. Тот момент растворился в полумраке кухни. Печаль, наполнившая помещение, словно живое существо, подобно смертельной болезни, дыхнула на наши разбитые сердца. И мы не знали, как это исправить.