Но это не помогло. Тогда подошел другой офицер, стоявший в вестибюле, чтобы оттащить её за руку. Но она вырвалась и не сдвинулась с места.
— Вы заверили меня, что к утру ей станет легче! — выкрикнула она, как только мы продолжили двигаться вперед.
Теперь невозмутимость Джекаби дала трещину. Глаза у него расширились, а лоб наморщился. Он попытался остановиться, и офицер шедший следом толкнул его в спину.
— Миссис Морриган? — крикнул он через плечо, когда нас уже оттеснили к двери. — То есть вы говорите, что ей не стало лучше?
— Ей хуже! — прокричала Мона, сдерживаемая офицерами. — В тысячу раз хуже! Она еще никогда не была в таком состоянии!
Офицерам наконец-то удалось задержать женщину и благополучно вывести нас за дверь.
Когда мы вышли на дневной свет, лицо Джекаби приобрело пепельный оттенок. Он не открыл рта, пока нас обоих не усадили сзади в полицейский фургон. Полисмен захлопнул дверцу, и мы уселись на жесткие деревянные сидения, которые воняли пивом и блевотиной.
— Все так плохо? — спросила я.
Прежде чем ответить, он медленно выдохнул.
— Каждый раз, когда миссис Морриган причитает ночью, чья-то жизнь жестоким образом обрывается, теперь же... её причитания стали в тысячу раз хуже... да, думаю, что так и есть, все очень плохо.
Глава Девятнадцатая
— Что ж, давайте взглянем на это с другой стороны, — предложила я, после того, как офицер захлопнул за нами двери камер и повесил крепкие замки. — По крайней мере, мы в тюрьме.
Мой работодатель, сидевший в соседней камере, убрал назад темные волосы и приподнял бровь, глядя на меня. Оформивший нас офицер забрал наши личные вещи и Джекаби выглядел исключительно тщедушным в пустой камере без своей дурацкой шляпы и пальто, в которые обычно прятался.
— Мы здесь заперты, это верно, — продолжила я. — Но мы сможем установить, что убийца где-то на свободе, а это уже что-то.
Было не так плохо, как я боялась. Мы с Джекаби торчали, разумеется, в отдельных камерах, но ограждения вдоль стен соединялись друг с другом, поэтому я не чувствовала себя совсем одиноко. Кроме моего нанимателя и меня в заточении находился всего один жилец, лежавший на противоположной стороне лавки от Джекаби — мирно похрапывающий пьяница в развеселых красных подтяжках. Наши камеры состояли не сплошной цементной стены, как я себе навоображала, а выходили в помещение с простыми ковровыми дорожками, которыми застелили полы, с парой письменных столов с официальными документами, аккуратно рассортированными по лоткам. Ближайший сидевший к нам офицер штамповал бумаги, и это действие сопровождалось соответствующим звуком «пуф-пуф». В уголке стоял маленький столик с несколькими кружками кофе и недоеденным тортом с ярко-белой глазурью. Над столом висел плакат с надписью: «С Днем Рождения, Алан». Я слышала, что порой в офисах люди чувствуют себя как в тюрьме, но в данном случае наша тюрьма скорее напоминала несколько необычный офис.