На следующее утро я просыпаюсь со смутным ощущением, будто произошедшие вчера события были отчасти плодом моего воображения. Я сделала ставку в шесть миллионов долларов, смогла вблизи увидеть гениальное творение Рубенса, показала своему новому боссу, из чего слеплена (и при этом чудом не была уволена) и в завершение меня пригласил на свидание самый красивый и обаятельный мужчина, из когда-либо встречавшихся мне. Я помню, как меня обдало жаром, когда он взял меня за руки, как потрескивало электричество между нами...
Мой телефон пискнул, пришло сообщение от Пейдж:
«Где ты, любимка?»
Я приподняла голову и глянула на часы. Почти десять – время нашего еженедельного трепа по скайпу.
«Не выпрыгивай из штанов», – пишу ответ.
Пейдж пробуждает мою отвязную сторону, так как это часть ее натуры. Она также чертовски умна и гораздо уверенней в себе, чем я – какой обычно и бывает клевая подруга. Но она всегда поддерживала меня и мое искусство, даже когда я бросила учебу и оставила ее одну в Тафтсе в конце первого курса. Прощаясь, мы ревели, давая клятву оставаться навсегда друзьями, и мы продолжали тесно общаться все эти годы.
Я открываю ноутбук, нажимаю на прыгающую иконку, и на моем экране появляется сияющее лицо Пейдж. Ее волосы все еще мокрые, а на лице косметическая маска: в Лондоне вечер и она готовится выйти потусить.
– Хаюшки тебе, – говорит она. – Расскажи мне все о твоей гламурной новой работе!
– О, да, подметать пол – это так гламурно.
– Постой, – она хмурится. – Твоя фантастическая стажировка – это изображать Золушку?
– Ах, верно, ты же еще не знаешь, – говорю я и объясняю все о произошедшей путанице: что фактически меня наняли на работу клерком/дворником/официанткой-подавальщицей/обслугой.
– Мне жаль, Грэйс, – говорит Пейдж. – Знаю, как сильно ты хотела попасть на эту стажировку.
– Это возможность зацепиться, – говорю я. – И я могу находиться рядом с восхитительными произведениями искусства.
Она многозначительно кивает.
– Да, черт возьми, – говорит она. – И ты надерешь им задницы и покажешь этим сучкам, кто тут босс.
Я смеюсь, зная, что она говорит серьезно и что ей бы не составило труда надрать кому-то задницу. Пейдж не колебалась бы ни секунды.
– Я видела Рубенса вблизи.
Она ахает:
– Первый показ «Суда Париса»?
Пейдж работает в страховой компании оценщиком произведений искусства и антиквариата. Конечно же она знала о прибытии такого ценного шедевра.
Я киваю.
– Прежде чем его выкатили на сцену, когда я пошла за стульями. Я видела его достаточно близко, чтобы различить мазки, – я вздохнула, вспоминая. – Это было невероятно.