– Такой дождик и в Лукоморье найдешь. Когда под него попадешь!
Даже в рифму заговорила!
– Нет. Ты не понимаешь! Все дело в стихии! Вода! Она так долго мне не подчинялась! Это произошло только сейчас! Это чудо! Понимаешь?! – Он восторженно посмотрел на меня глазами, вновь начинающими блестеть предательской ртутью. – И оно как-то связано с тобой! Когда ты рядом, у меня удесятеряются силы…
Вот черт! Что же Пепельный с ним такого сделал, что он радуется даже простой воде? Или все дело в его магических примочках? Что значит «не подчинялась» и при чем тут я?
– Ник, я замерзла! – Я выскользнула из душа. Еще не хватало сопли заработать! – Я пойду. И… где бы мне взять чистую одежду?
– Если хочешь, там дальше баня. – Он равнодушно махнул рукой, указывая направо. Я покосилась на белые шторы. Видимо, на данный момент мое счастье скрывается именно за той занавесью. – А вещи можно взять в шкафу у двери.
Хм… как говорится, слонов-то я и не заметила.
Сделав несколько шагов к вожделенной бане, я остановилась и помялась, не зная что сказать.
– А может, и ты со мной? – наконец выпалила я.
Никита вновь оглянулся на меня.
– Чуть позже…
Я кивнула и скрылась за шторой. Хозяин – барин!
Сказать, что я сбежала от него, было бы неправильным. Я сбежала от неловкости, от смущения, от какого-то странного двоякого чувства обиды. Мы давно не виделись, я стою рядом с ним в чем мать родила, а он восхищается водой?! А может, Афон прав и Ник спятил? Еще бы не спятить после того, где он побывал!
Какое-то время я сидела одна. Наконец мне надоело, и вот когда я уже собралась выходить, ко мне заглянул Никита и поморщился.
– Пойдем отсюда! Я ненавижу жар!
– Ты не любишь баню?
Никита задумчиво покусал губы, а затем выдал:
– Нет. После Пекельного царства мне не нравится жар! Уж прости! Пойдем? У нас сегодня еще очень много дел.
– Поцелуешь – пойду! – Я решила сыграть ва-банк. Нет, ну что за брак без поцелуев? К тому же я все еще грешила, что Никита до сих пор не может забыть то, что именно я отправила его к Пепельному, вот и дуется. Ну а если поцелует, значит, простил.
Никита еще раз огляделся, словно не зная, войти ему или сбежать, и наконец выпалил:
– Я тебя поцелую. Потом! Если захочешь…
С каждым словом его голос менялся, выдавая то хрип, то вкрадчивый шепот. Я зажала рот руками, чтобы не закричать, глядя, как на его теле появляются крошечные огненные точки, вмиг превращаются в большие уродливые язвы и вновь бесследно исчезают.
– Ник?! Что с тобой?!
Он мне не ответил. Просто уставился на покрывшиеся язвами руки, будто не веря глазам, и, издав рык раненого тигра, исчез за дверью.