Офицеры соберутся в кучку, балагурят, толкаются потихоньку — греются. А мы, курсанты, должны стоять по команде «вольно». Это значит, что каждый имел полное право ослаблять по очереди то одну, то другую ногу.
У трибуны стоял подполковник, заместитель начальника училища по строевой части. Он только время от времени поглядывал в сторону штаба, готовый в любую минуту подать долгожданную команду: «Равняйсь, смирно! Равнение направо!»
— А ему что, ему хорошо. У него ноги не мерзнут, — однажды заметил кто-то, но тут же умолк, получив в бок тумаки. Все училище знало, что у подполковника не было ног, что он стоял на протезах. И мы уважали его именно за то, что он вместе с нами, не позволяя себе вольностей, терпеливо ждал.
На этот раз смотр начался вовремя. Впереди начальника училища шел незнакомый генерал. На его погонах так ослепительно блестели звезды, что никто сразу не смог сказать, в каком он звании. Ясно, что в большом.
Генерал, а за ним и полковники взошли на трибуну. Раздалась команда, мы повернулись направо, прошли немного, повернули еще раз направо, прошли опять и снова повернули направо.
Наступил самый торжественный момент. Мы не хотели ударить лицом в грязь перед генералом и незнакомыми офицерами. И потом — сапоги! На наших ногах блестели сапоги!
Заиграл оркестр, и мы двинулись вперед. Шли сомкнутым строем, веселые и решительные, легко неся винтовки, каждую минуту готовые по команде клацнуть металлом и взять их наперевес, к бедру. Мы не жалели ног и, как нас учили, четко отбивали шаг. По мере приближения к трибуне, строй наш становился ровнее, шаг еще тверже.
— Трак, трак, трак, трак, — неслось по плацу.
Но тут я стал замечать, что к этому звуку что-то примешивается. Под нашими ногами рождался треск, похожий на тот, когда клоун бьет на арене цирка своего напарника расщепленной на конце бамбуковой палкой.
Я глянул вниз. Если бы у меня были длинные волосы, то и они встали бы дыбом. Я заметил, что у моих товарищей отстали подошвы, и каждый, высоко вскидывая ноги, старался, чтобы подметка вначале шлепнула по головке сапога, а потом вместе с ней опустилась на землю. Некоторые топали совсем без подметок, оставив их позади. У меня, правда, было все в порядке.
Мы ждали, что генерал закричит, рассердится, но он хохотал. Забыв о своем звании, хохотал, раскачиваясь взад и вперед, а начальник училища что-то смущенно ему объяснял. Незнакомый генерал перестал смеяться и звонко крикнул нам:
— Молодцы, ребята!
Мы ответили, как положено, продолжая шлепать разлетающимися в разные стороны подметками: хотели сделать как лучше. Где и как раздобыл старшина эти, видимо, пролежавшие на складах не один десяток лет сапоги, чтобы щегольнуть ими перед начальством, осталось тайной. Вечером сапоги были изъяты, а нам возвращены ботинки с обмотками. Щеголей из нас не получилось.