В изоляторе чисто и покойно. Cлышно только приглушенное жужжание, доносящееся из коробки коагулятора.
- Я больше не могу, Андрей! Боль становится невыносимой! Как будто поясница у меня вот-вот переломится!
- Потерпи чуточку. Не волнуйся, организм сам подскажет начало. Мы назовем его Европио, он вырастет очень умным, верно?
Он смотрит на ее конвульсивно содрогающийся живот, на пальцы, до посинения впившиеся в кожаные подлокотники, на ступни, судорожно ищущие опоры в пространстве.
- Впервые приходится выступать в роли акушерки Думаешь, мне не хватает ловкости? Конечно, ведь я всего лишь астронавт. В школе нам что-то объясняли по этому поводу, но ведь это была теория. Правда, вчера я прочитал всю необходимую литературу, которая нашлась у нас на борту.
Она закусила губы до крови. Тишина в звездолете внезапно взрывается от крика, эхо которого прокатывается по коридорам, отражаясь от стен и задраенных люков и раскалывая Андрею череп. Крик этот символизирует начало. На рукавицах появляются алые пятна крови, на лбу, покрытом испариной, пульсирует жилка. Розовый бугорок темечка, устремленного вперед, надежда, связанная с мягко сжимаемой пуповиной. Малюсенький человек, пролетевший сотни миллионов километров после своего зачатия, чтобы родиться под светом кометы. И детский плач, рвущийся сквозь окровавленную слизь, как первая жалоба, первый укор этому миру.
- Мальчик, Марина, мальчик! Мой Европио!
-Подними его повыше, Андрей. Я хочу видеть его.
Через минуту плач прекращается, коленки безжизненно прижимаются к животику, маленькие губки синеют, а стрелка пульсометра замирает на нуле.
Она лежит на сухих комьях, в нескольких метрах от покрытой слизью пасти Змеевидной. Ноги все так же широко расставлены, пальцы впились в бедра, лицо залила желтизна, грудь разрывает судорожное дыхание.
- Марина, открой глаза! Умоляю, открой! Ведь ты сама этого хотела... Европио, мой мальчик, мертв. Он умер в одиннадцатый раз.
"Она этого хотела. Тебе никогда не понять - почему. Два часа боли ради того, чтобы услышать этот плач. Чей плач? Этого я не знаю. Ты ненавидишь меня за то, что я возвращаю воспоминания, за то, что я могу возвращать боль. Но ведь я возвращаю и радость. Вы требуете от меня, чтобы я вернула вам эту боль, так почему же тогда ты ненавидишь меня? Я одинока, наступает сезон дождей, мне придется скрыться в расселине, превратиться в омертвевший комок чешуи. На равнине вырастет множество кустов - твоих и ее. Потом придет Великий Ароа и начнет свою жатву. Начнет косить стебелек за стебельком. Ты улетишь, но она останется здесь. Я знаю это наверняка. Только я способна вернуть ей этот плач, а без него она не сможет жить.