Как тонкая и безупречная, самая настоящая фарфоровая красота, белокожая, с мелкой россыпью веснушек, хрустнув раздавленным гороховым стручком, превратилась в ужас. Морхольд сжал зубы, утробно взвыл, царапая лицо онемевшими пальцами.
Гамбит, размашисто прыгая, петляя из стороны в сторону, бежал к погибшей сестре. Кричал, не останавливаясь, и мельтешил руками. Такой скорости Морхольду видеть не доводилось. Ножи, лишь на миг вспыхивая лунными отблесками, свистели, разрезая воздух. Ни один не пропал даром. Пять глубоко вошли в левое предплечье Молота, загораживающее лицо. Два воткнулись в темную кожу защиты на груди. Последний нож Гамбит засадил чудовищу в бедро по самую рукоять, обвитую шнуром. Что-то кричал Петр, не успевая за рыжим. А тот, достав из-за спины два кривых матовых клинка-кукри, прижал их обратным хватом и сделал еще один, невозможный и практически совершенный прыжок. Полетел вперед, выгибаясь и целясь в шею Молота, чуть отвлекшегося, вытаскивающего из бедра нож.
Гигант оказался проворнее. Гудя, снежный воздух вспорола кувалда. Встретила акробата и жонглера прямо перед лицом своего хозяина.
Звук вышел страшный. Глухой, с еле уловимым треском ломающихся костей и чавкающим разрывом внутренностей Гамбита. Удар, страшный и неожиданный, отшвырнул того к дальним кустам. Узкое сухое тело проломило их, сбив снег, и пропало, кануло во тьму.
Грохнул дуплет. Молот, припавший на колено и загородившийся единственным имевшимся щитом – телом Яны, отшвырнул его в сторону. Встал, двинулся к Петру. Перехватив поперек кувалду, встретил удар четырехрукого. Морхольд, матерясь, воткнул в мерзлую землю рогатину, встал. Охнул, когда его повело вперед и вниз. Но не упал. Не упал, мать твою!
К бою он не успел. Наверняка Петр был очень силен. И вряд ли Морхольд справился бы с ним голыми руками. А вот у Молота получилось. Пешня улетела в сторону, и кисть, больше напоминающая ковш небольшого экскаватора, схватила четырехрукого за шею. Чудовище подняло Петра в воздух, наплевав на гулкие удары прикладом по голове. Двустволка скользила по мокрым плотным повязкам, закрывающим лицо Молота. А потом раздался громкий звук, перекрывший все остальные. Треск от сломанного одним титаническим усилием позвоночника. Петр кашлянул. И затих. Мешком упал прямо под ноги Молота. А тот повернулся к шатавшемуся Морхольду.
Морхольд шел вперед. Его заносило влево, но он шел. Голова гудела, но он шел. Ноги подкашивались, но он – «а вот хрен тебе, урод!» – шел. Молот, стоя к нему боком, с интересом наклонил башку. Начал разворачиваться, покачивая кувалдой как клюшкой для гольфа. Морхольд не обольщался насчет своей судьбы. Знал, что проиграет. Но уж точно его голова не улетит за пределы рощи, оторванная одним ударом. Это да, не улетит.