Я смотрю на Бенни – сейчас я говорю максимально откровенно о своей книге, и на его лице ясно читается удивление.
– Сколько тебе было лет, когда ушла мама? – догадывается Остин. Он разговаривает со мной так, будто в комнате больше никого нет, и из-за тишины легко представить, что это на самом деле так.
– Двенадцать. Сразу после того как папа вернулся из Афганистана.
Комната, кажется, погрузилась в еще большее безмолвие, и Остин тяжело вздыхает.
– Блин, это дерьмово.
Я наконец смеюсь.
Он снова наклоняется, и его взгляд становится настойчивым, когда он говорит:
– Я очень люблю эту историю. И этих персонажей. И у нас есть сценарист, который сделает из этого шедевр. Знаешь Лэнгдона Макафи?
Я мотаю головой, смущенная тем, что, мне кажется, я должна его знать, но Остин только отмахивается от меня.
– Он обалденный. Спокойный, умный и организованный. И хочет писать сценарий вместе с тобой.
От неожиданности я открываю рот – я буду писать сценарий – но ничего, кроме сдавленного возгласа у меня не выходит.
Не обращая внимания на мое потрясение, Остин продолжает:
– Я не хочу слишком много об этом говорить, ладно? – и сам уже кивает, будто подсказывая. – Я хочу, чтобы получилось все, чего ты хочешь, – наклонившись, он улыбается: – Хочу, чтобы ты увидела, как твоя мечта претворяется в жизнь.
***
– Расскажи еще разок и по-подробней, – говорит Оливер. – Не уверен, что в первый раз ты говорила по-английски.
Он прав. Я еле дышала – с трудом соображая, какие подобрать слова – с тех пор как ворвалась, болтая без умолку, в его магазин комиксов «Downtown Graffick». Оливер смотрел на меня, и его милая улыбка медленно таяла, превращаясь в замешательство, пока я фонтанировала сотнями бессвязных слов посреди магазина. Я провела два часа в дороге от Л-А [Лос-Анджелес – прим. перев.], вися на телефоне с папой и пытаясь переварить, о чем говорили на встрече. Не то чтобы это действительно помогло, потому что, вот, пожалуйста, говорить об этом вслух в присутствии одного из важных для меня людей ситуацию становится еще более сюрреалистичной.
За все те восемь месяцев, что мы дружим, не думаю, что Оливер видел меня в таком состоянии: задыхающуюся и заикающуюся, на грани слез от потрясения. Я всегда гордилась собой, что я спокойная и невозмутимая даже в кругу друзей, и сейчас пытаюсь взять себя в руки, но это чертовски трудно.
Они
снимают
фильм
на основе моих детских идей.
– Ладно, – я делаю большой вдох и медленно выдыхаю. – На прошлой неделе позвонил Бенни и сказал, с фильмом что-то происходит.
– Я думал, он только разослал…