- Корабль прибыл туда, чтобы купить рыбу и масло, и воняло от него соответствующе. Экипаж был настолько смешанным, что мне прежде такого видеть не приходилось: молодые выглядели потерянными, а старые очень нечастными или же грубыми. Здесь я увидел и выбитый глаз, и людей, привязанных друг другу за ноги, и даже человека с отрубленными восемью пальцами. Я пытался убедить Прилкопа не подниматься на борт, но он твердил, что если мы не покинем город сегодня же, ночь мы не переживем. Я был уверен, что корабль - не самый лучший выбор, но он был непреклонен. Так что мы уехали.
Он прервался, съел еще немного супа, отпил бренди и еще раз тщательно вытер рот и пальцы. Взял ложку и опустил ее. Снова потянул бренди из чашки. Когда он направил свой слепой взгляд в мою сторону, впервые с нашей встречи, почти прежнее выражение озорства пробежало по его лицу.
- Ты слушаешь?
Я улыбнулся, зная, что он пребывает в хорошем настроении.
- Ты же знаешь, что да.
- Знаю. Фитц, я чувствую тебя, - он поднял руку, показывая пальцы, которые когда-то были покрыты Скиллом, а теперь испещрены шрамами на тех местах, где он был срезан. - Я забрал свою метку давным-давно. И они срезали серебро с моих пальцев, догадавшись, какой мощью оно обладало. Так что годы, проведенные в камере, я полагал, что лишь придумал, будто до сих пор связан с тобой. - Он склонил голову. - А теперь мне кажется, что это реально.
- Я не знаю, - признался я. - Я ничего не чувствовал все эти годы, когда мы были далеко друг от друга. Иногда я думал, что ты, возможно, мертв, а иногда я верил, что ты совершенно забыл о нашей дружбе. - Я остановился. - За исключением той ночи, когда посланница была убита в моем доме. На твоей статуэтке, где я, ты и Ночной Волк, остались кровавые отпечатки. Я подошел оттереть их, но почувствовал, как что-то произошло.
- Ох, - он вдохнул полной грудью. На мгновение он замер. Затем судорожно вздохнул.
- Да. Теперь я понимаю. Я не знал, что произошло тогда. Я не знал, добрался ли до тебя хоть один из моих посланников. Они были.... Мне было безумно больно, но тут ты оказался рядом, дотронулся до моего лица. Я кричал тебе, умолял помочь мне, спасти меня или убить. А потом ты пропал, - он моргнул ослепленным глазами. - Той ночью... - он набрал воздуха и внезапно облокотился о стол. - Я сломался, - признался он. - Я сломался той ночью. Они не могли сломить меня: ни боль, ни ложь, ни голод. Но в тот момент, когда ты был там и пропал... тогда я сломался, Фитц.
Я молчал. Каким образом его сломили? Он сказал раньше, что Служители мучили его, пытаясь выведать, где его сын. Сын, о котором ему ничего не было известно. И это для меня была самая ужасная часть его рассказа. Человек, который подвергается пыткам и скрывает при этом знание, в некоторой степени сохраняет небольшую часть контроля над своей жизнью. Человек, которого пытают, и у которого нет знания для защиты, не обладает ничем. У Шута не было ничего. Ни инструментов, ни оружия, ни знания, чтобы выторговать прекращение мучений или хотя бы перерыв. Шут был бессилен. Как он мог сообщить им то, чего сам не знал? Он продолжил.