Здесь, в сумрачных покоях, едва освещаемых рассеянным дневным светом, личико любимой наложницы Верховного жреца белело в обрамлении черных волн волос, собранных на затылке и сколотых булавкой. Та булавка была сделана мастером своего дела. Жрица, заметив восторженный взгляд ювелира, сверкнула глазами и с вызовом спросила:
– Любуешься?
Кудим хотел было ответить, что да, такой красавицы он еще не встречал в жизни, но вдруг понял, что жрица говорит о заколке.
– Красивая вещь, – с улыбкой ответил он и подошел ближе, чтобы рассмотреть.
На бронзовом стебельке с розеткой листьев, напоминающих листья тюльпана, покоился бирюзовый цветок нежного зеленоватого цвета. Восемь лепестков имели округлую форму, края их мастер украсил мелкими зубчиками. В центре ювелир разместил золотой, меньший по размеру цветок с четырьмя лепестками, повторяющими форму бирюзовых. Весь цветок прикреплялся к булавке бронзовой раскрепкой.
Камиум смутилась, опустила веки, прикрыв прекрасные черные глаза. Тени от ресниц упали на заалевшие щечки. Кудим оказался выше жрицы на целую голову и разглядел ровный белый пробор в ее волосах, высокий лоб, красивый, с горбинкой нос.
Справившись с волнением, Камиум подняла голову и прямо взглянула в лицо ювелира. У него перехватило дыхание. Лицо девушки сияло перед ним чистотой и свежестью, а ее губы – пухленькие и розовые, как носики новорожденных телят – так и манили к себе, словно шепча: «Поцелуй, поцелуй».
Он бы поцеловал, но голос, прозвучавший с вызовом и царским высокомерием, охладил его пыл.
– А ты можешь сделать подобное украшение?
– Могу, – хрипло ответил он, – то, что ты держишь в руках, – моя работа, вижу, она тебе понравилась.
Жрица сверкнула очами, развернулась, намереваясь уйти. Длинная рубаха колыхнулась, свилась на тонкой фигурке спиралью и тут же опала. Звякнули бусы.
– Что ж, даю тебе сроку до праздника урожая! Посмотрим, на что ты способен, ювелир!
Камиум горделиво удалилась, а Кудим остался стоять посреди комнаты, взволнованный и растерянный. В соседней комнате вздохнула Цураам. Сын заглянул к ней, но не стал беспокоить: мать спала или витала в чертогах богов. Снаружи послышались крики. Прибыл гонец от царя. Кудим догадался, что он принес весть прекрасной жрице. Выбежав за ней, он увидел только паланкин, мерно покачивающийся на мощных плечах носильщиков. Подождав, когда они выйдут со двора, Кудим последовал за ними. Озорство мальчишки вело его, и, когда паланкин вынесли за ворота города, Кудим взобрался на сторожевую башню, немало удивив этим стражников, и оттуда наблюдал за тем, как издали, оставляя за собой клубы пыли, приближается царская конница, а навстречу ей бегут носильщики с паланкином. Встретившись у сухой протоки Мургаба, жрица и царь сели в повозку, запряженную верблюдом. Четыре деревянных колеса поблескивали на солнце бронзовыми окантовками. Повозкой управлял один воин, сидящий на горбатой спине верблюда, а царь со жрицей устроились в мягких подушках, облокотившись на высокие спинки сзади повозки. Кудим не мог рассмотреть лица жрицы, но он явственно представил, как горячий ветер обдувает его, как покрывало ложится на прелестную головку и скрывает под изысканной тканью сияющие глаза, зовущие губки, как царь сжимает в своей ладони длинные тонкие пальчики жрицы…