– Нельзя отчаиваться, Цураам! Не бойся, мой мозг не высох, я в своем уме. Поверь и скажи женщинам – скоро, совсем скоро мы придем! Я знаю, что впереди есть наш оазис, наша земля, на которой мы будем жить и рожать своих детей, и земля эта будет только нашей! Поверь, Цураам!
– Эхе-хе, – вздохнула Цураам, качая головой, – раз ты так уверен, что остается нам?
* * *
Персаух не солгал – через три перехода они увидели освещенные зарей разрушенные временем глинобитные стены. Оплывшие кирпичи розовели на фоне рассветного неба, будто окропленные кровью. «Недобрый знак!» – подумал Персаух, но тут же отогнал плохие мысли. Если здесь было жилье, то была и вода! Люди ушли вслед за ней, надо искать! Провожатый, присев от усталости на остов стены, махнул рукой в сторону, южнее восходящего солнца. Персаух отпустил верблюда и с волнением, которого он раньше не испытывал, пошел за ним. Когда солнце поднялось над горизонтом, верблюд вышел на сухое русло небольшой реки. Идя вдоль него, умное животное прибавило шаг. Персаух бежал за ним, чувствуя, как прыгает сердце, а воздух застрял в горле, и грудь, вздымаясь все выше, никак не может наполниться им. Уже затуманенным взором старый вождь увидел, как верблюд остановился, его ноги расползлись и голова опустилась. Упав, Персаух простер руку, беззвучно прошептав: «Об… Мург об»[22]…
* * *
– Алик Пани, Алик Пани! – голос, похожий на раскаты грома, приближался как гроза, но вдруг он изменился, что-то зашумело в голове, потом щелкнуло, и голос запел колокольцами: – Алик Пани, очнись, посмотри, там луга, зеленые деревья, там большая река, вставай, Алик Пани!
Персаух открыл глаза. Его губы и лицо были мокрыми – молодая женщина плеснула в него прохладной водой. Теперь, улыбаясь, она смотрела на вождя и показывала назад. Персаух облизнулся, тогда женщина быстро поднялась и, сказав «сейчас», убежала. Он видел ее спину, склоненную над безумно ярко блестевшей лентой реки.
Женщина скоро вернулась назад, бережно неся воду для вождя в бронзовой чаше. Вода была мутной, но Персаух, как верблюд, втянул в себя сладкую влагу. Она намочила губы, оросила рот и потекла в сухое горло, смазывая его, как масло. В ушах еще шумело, но Персаух встал и, покачиваясь, пошел к реке. Как радовала глаз зелень ее берегов! Люди и животные уже вдоволь напились. Овцы разбрелись по нехоженому лугу, утопая тонкими ногами в траве. Кони и ослы паслись рядом. Верблюд ощипывал сочные побеги с куста лоха, причудливо изогнувшего свои ветви. А люди плескались в реке. Что дети, что взрослые – все в мокрых рубахах, облепивших давно немытые тела, – веселились, забыв про невзгоды пути и в этот час не думая о будущем.