Работа кипела каждый день с восхода солнца и до заката, но рук не хватало. Персаух подгонял соплеменников. Хотел он к зиме стену выстроить. Потому работали все – и старики, и женщины, и дети. Охраняли племя верные собаки и воины. Стражи более всего посматривали за реку, туда, где Парвиз накануне видел чужаков.
Они и раньше появлялись, но близко не подходили, оставались вдали от поселка, который отчасти скрывали заросли юткуна и лоха, облепившие весь левый берег Мургаба. А со стороны кочевников берег был лысый и глинистый. Не везде можно близко к воде подойти – лошади увязнут в глине, но кое-где была твердая земля. Парвиз отметил для себя несколько таких мест. К одному из них сейчас и приближались девушки, растянувшись цепочкой по сухому лугу.
Шартум ближе всех оказалась к воде. Девушку манила тень и прохлада от реки. Хотелось пить, снять с себя накидку и намочить разгоряченные руки, лицо, да и волосы растрепались… Не выдержав, Шартум направилась к старому талу, торопясь укрыться от беспощадного солнца в полупрозрачной тени от кроны дерева. Его ветви склонились над водой, а корни торчали из земли на обмелевшем берегу. Шартум положила свой мешок, сбросила накидку, вытащила булавку из растрепавшегося валика волос и, оглянувшись, поискала взглядом Парвиза. Он не спускал с нее глаз, хотя разговаривал с братом. Шартум улыбнулась. Внимание мужа нравилось ей. Да и сам он нравился – статный, с удлиненной головой, с красивым загорелым лицом, совсем не таким, какое было у ее отца, у братьев, даже у вождя. Особенно отличался нос Парвиза – прямой и тонкий, с чувственными ноздрями. Казалось, он все время к чему-то принюхивается, ловя воздух. И губы его – четко очерченные, алые, как лепестки мака, – казались тоньше, чем у других.
Шартум, думая о муже, почувствовала, как живот прихватила горячая волна; сжала внутренности и потом растеклась книзу. Даже голова закружилась. Девушка тряхнула волосами, облизала сухие губы. Хотелось пить. Оставив свои вещи, Шартум подошла ближе к берегу, присела, ухватилась одной рукой за торчащий дугой корень, наклонилась и зачерпнула ладошкой воды. Лохматая собака подбежала к хозяйке и остановилась как вкопанная, вытянув шею и принюхиваясь. Шерсть на загривке пса поднялась дыбом.
Парвиз видел, как жена склонилась к реке. Ее светло-коричневая рубаха слилась с такой же водой, только струи черных волос растеклись по спине.
– Ты действительно так любишь мою сестру, что не можешь оставить ее без внимания даже на миг? – засмеялся Абаттум, имя которого «Камень» как нельзя больше подходило к этому крепко сбитому парню.