Приятно подниматься по старинной легкой лестнице. Касаться руками ее теплых, отполированных временем перил. Наверху почти такой же холл. И здесь купидоны держат своими пухлыми ручками хрустальные бра. Белый потолок поделен черными балками на квадраты. Кузьмич показывает на левую дверь, скрытую за бордовой портьерой. «Вам туда. Приятного аппетита». И легко семенит по лестнице вниз. Вера медлит. Ей страшно. Она вдруг испугалась и готова бежать вслед за предупредительным старичком. В эту минуту она ясно осознает нереальность происходящего. В этом роскошном особняке возможно всякое. Ей даже кажется, что кто-то следит за ней. Озирается по сторонам и от страха стучит нервной дробью в дверь.
— Открыто! — откуда-то издалека слышится голос Глотова.
Вера буквально вваливается в его номер. Через такой же коридор, как и у нее, проходит в комнату. В ней никого нет. На круглом столе в углу, где у Веры стоит телевизор, накрыт ужин. Стоят две свечи в бронзовых подсвечниках. Напротив дивана работает телевизор. Она, трепеща всем телом, проходит дальше. Оказывается, Глотов сидит за письменным столом в кабинете, примыкающем к гостиной. Вместе с креслом всем телом разворачивается на нее:
— Я уже занялся работой в ожидании вас.
— Извините, — выдавливает из себя Вера.
Глотов отмечает несоответствие ее костюма. Видно, что собиралась впопыхах.
— С вами что-то случилось? — интересуется он со своей постоянной безразлично-снисходительной улыбочкой.
Через огромные очки на него смотрят напряженные, широко раскрытые глаза.
— Стало почему-то страшно. Я не привыкла к роскоши.
Глотов кивает головой в знак согласия.
— Я тоже. Признаться, не ожидал оказаться вдвоем с вами в такой обстановочке. Но ничего не остается, как приступить к ужину.
Встает, провожает Веру в комнату. Она замечает еще одну дверь.
— А это куда?
— В спальню.
— Вот как? И спальня имеется? Можно взглянуть?
— Пожалуйста. Я там еще не был.
Вера осторожно подходит к двери. По-воровски заглядывает. Шик-блеск! Белая арабская кровать. Над ней огромное зеркало. По бокам тумбочки с лампами. Туалетный столик с еще одним овальным Крутящимся зеркалом. И какая-то картина в старинной раме. На белом покрывале лежит черный махровый халат. А на черном ковре стоят белые кожаные тапочки без задников.
— Ваше? — шепчет она.
— Нет. Наверное, прилагаются к спальне, — глядя через ее плечо, отвечает Глотов и добавляет обычным сухим тоном. — Давайте ужинать. Поздно.
Они возвращаются к столу. На крахмальной белой скатерти расставлены зеленые с золотом тарелки. Рыбное ассорти — бледно-розовая чавыча, осетрина цвета слоновой кости, почти прозрачная белорыбица. Рядом на другом блюде тончайшими кругами нарезаны карбонад, шейка, буженина и язык. В центре стола — плоская ваза с темно-красными помидорами, отделенными пучками сочной зелени от золотистых болгарских перцев. На серебряном подносе стоят ковшики с грибными жульенами. На мелкой тарелочке нарезанный лимон. Судок со свекольным хреном. Вазочка с маслинами. Чуть в стороне притаилось загадочное серебряное блюдо, накрытое тяжелой серебряной крышкой с высокой ручкой-набалдашником. Похоже на небольшого китенка. Вера одолеваема любопытством.