— Не беспокойтесь, Антон Филаретович, к упомянутой вами инстанции некоторое отношение имею и я. Так что всегда сумею замолвить о вас доброе словечко.
— Спасибо… спасибо, Клим Пантелеевич. Премного буду благодарен… Только вот одного я понять не могу. Если все происходит так, как вы говорите, и фальшивые ассигнации — дело рук Германии, то как такое может быть? Это же позор для воюющей страны!
— Вы так считаете? Однако сам Наполеон Бонапарт не гнушался этого промысла. Еще за два года до начала войны с Россией на одной из вилл Монружа, южного пригорода Парижа, была устроена фабрика по производству фальшивых российских денег, которая позже была перевезена сначала в Варшаву, а затем и в захваченную Москву. Французы изготавливали русские двадцатипяти- и пятидесятирублевые ассигнации. Качество их было превосходное. Ни бумага, ни краска ничем не отличались от тех, что использовались в настоящих банкнотах. Крупные партии подделок свободно гуляли по России. Но один бдительный и въедливый чиновник монетного двора обнаружил, что на большинстве экземпляров было допущено несколько ошибок: использовались слова «госуларственная» вместо «государственная» и «холячей» вместо «ходячей». Когда по этому признаку изъяли все фальшивки, то их набралось аж на целых семьдесят миллионов рублей. Представляете, какой был размах у императора! По тем временам это была умопомрачительная сумма. Самая первая фабрика по изготовлению фальшивых денег, перевезенная из Монрунжа и затем Варшавы, сгорела при бегстве французов из Москвы. Однако бытует мнение, что была еще одна — в Вильно. Кстати, сам Бонапарт пытался скрыть сей недостойный Франции промысел и был страшно огорчен, когда узнал, что при отступлении офицеры, ответственные за уничтожение склада фальшивых денег в Вильно, не выполнили приказ, а поделили поддельную наличность между собой и пустили в оборот. Вот так-то! А вы говорите, позор для воюющей страны.
— Что ж, возможно, вы правы. Тогда получается, что под присмотром немецкого шпиона в Киеве печатают фальшивые пятерки, червонцы и сотенные. Это во многом усложняет дело, потому что в таком случае местные уголовники находятся под влиянием иностранного лазутчика. Такое встречается весьма редко. Я, признаться, никогда не слыхивал о подобном.
— Если не секрет, каким образом вы пытаетесь отыскать фальшивомонетчиков?
— Мы ищем печатный пресс, но пока результатов нет. На данный момент мы пришли к выводу, что использование парового пресса для печатания таких высококачественных поддельных банкнот маловероятно. Ведь эта машина создавала бы много шума, и ее почти невозможно было бы скрыть. Наверняка местные сыскари уже получили бы сведения от своей агентуры. К сожалению, они пока молчат. Другое дело — электрический пресс. Он может быть меньших размеров и прост в обращении. В его поисках мы применяем иную тактику: вычленяются самые большие участки потребления электроэнергии в Киеве, отсекаются друг от друга и проверяются по отдельности. Начинаем с районов, потом делим их на кварталы и затем на улицы и дома. Но и здесь мы успехами похвастаться не можем. Я допускаю, что на каком-нибудь заводе, фабрике или типографии кто-то использует переделанные под пресс механизмы. И потому во время наших осмотров ничего подозрительного не отыскивается. — Каширин помолчал, потом тяжело вздохнул и сказал: — А все-таки жизнь — штука непредсказуемая. Барон пережил свою жену всего на несколько дней. Судьба. Непорецкий всю семью уничтожил, под корень. Детей-то у них не было… Ума не приложу, как отыскать этого супостата. Боюсь, что на «дно» ляжет. Эх, был бы он в Ставрополе, я бы его отовсюду вытащил. Но Киев — не мой город.