которые заканчивались маленьким «крючком»:
«До свиданья!» с наживкой:
«Конечно, написала не про всё!»Я перечитал письмо. Итак, ее зовут Нина Валерьевна. Нина. Настораживали перечеркивания, исправления в датах. Но четкость строк и педантично расставленная нумерация листов говорила в пользу адекватности душевного здоровья писавшей. А суеверия вообще свойственны нашей провинции… Вскоре я с удивлением ощутил в себе зарождающуюся веру в ее рассказы, хотелось думать, что это не «записки сумасшедшего» и не прямая брехня. Головоломка в целом складывалась. Я еще раз прокрутил информацию из телефонных разговоров и из письма. Подростки, два дяди этой Нины, играют в «красных мстителей» – всячески вредят немцам. Прячутся прямо за домом на огороде – в щели, куда во времена «налетов» экспроприаторских продкоманд, отбиравших «кулацкие излишки продовольствия», хозяева, желая спасти свои запасы, ссыпали зерно. В общем, скрываются прямо под боком у немцев…
Разумеется, вспомнили о том, как немцы копали за сутки перед Курской битвой, уже после того как нашли клад. После окончания войны семья вернулась в прежний дом, который сохранился, – уходя, немцы его не сожгли, потому что сами там жили: нагадили, посуду побили, но хотя всю деревню спалили, а этот дом не тронули. И семья продолжала жить. Дед, глава семьи, в довоенное или военное или уже послевоенное время – в какой-то из этих периодов он был милиционером. И, как видно, закон уважал – мудрым был милиционером и подстраивался под политику правительства и партии, которая велась на селе. Вообще то поколение – оно, наверное, было гораздо более законопослушное, потому что репрессии приносили определенные дивиденды властям в народном сознании: и за просто так можно было получить, а если еще закон нарушишь…
Дед этот почти всю жизнь прожил во времена репрессий, необъяснимых исчезновений людей, и, разумеется, это все сделало его очень осторожным. И вот как-то после войны в конце 1960-х годов (внучке 9-11 лет, дяди ее уже выросли) дед стоит в яме и копает бурт под картошку. А сзади подходит внучка, и вдруг у деда что-то осыпается в яме и видны ящики. Дед обернулся к внучке, а она: «Ой, деда, смотри!» Дед в яму как взглянул, а там ящики из-под снарядов! Начинают они это все выкапывать и вытаскивают на свет божий где-то около 10–15 ящиков, но там не только ящики. Если верить рассказу Нины, ящики снарядные были по кругу и сверху, а в середине – портфели. Они начинают это рассматривать, открывать и находят: один ящик – полностью зубные коронки. Другой ящик – ювелирка: цепочки, сережки, колечки – в общей сложности килограммов не меньше шестидесяти. А третий ящик – посуда из серебра и золота. В портфелях – в основном личные вещи и документы. И один из ящиков или портфелей, дед сказал, что это списки расстрелянных – документация о расправах над местным населением. По воспоминаниям Нины, все эти ящики где-то наполовину набиты награбленным. Она ярко рассказывала: