Проблем не возникло – как и большинство храмов, этот стоял на самой высокой точке хутора. Но, как и говорила баба Мила, от него сохранилась лишь груда битого кирпича. На этих нескольких десятках квадратных метрах обломков работать с металлоискателем было невозможно, потому что звенело все: и остатки кровли, и еще что-то – в общем, место было достаточно замусоренное.
Тогда я отделился от нашей группы, медленно обошел и внимательно оглядел руины, вспомнил аналогию с хорошо мне знакомым храмом в подмосковном селе, и – возникла догадка, что, с одной стороны, есть вероятность с небольшими усилиями добраться до окон: если проект действительно похожий, то эти небольшие цокольные окна должны существовать и соединять с подвалом. Я оценил ситуацию: первое – храм достаточно велик, а подвал может быть и еще больше; второе – по словам бабы Милы, перед тем как его разбомбили, туда приходило очень много машин, и все это имущество отступающих немцев усилиями чуть ли не поголовно всех хуторян в течение нескольких суток заносилось-загружалось в подвал храма; третье – по ее же утверждению, ни до бомбежки, ни после нее оттуда никто и ничего не вывозил; четвертое – там должны были находиться ценности, раз немцы даже после катастрофы пытались силами жителей разгрести завалы.
Вывод я сделал моментально: что-то интересное под завалом есть наверняка – жаль, никто не может сказать что, но в одиночку и даже с владельцем «Нивы», и даже с привлечением моих родственников, впрочем, вряд ли пригодных для такой работы по возрасту, добыть похороненные немецкие запасы (а может, это и награбленное?) – невозможно. Будто прочитав мои невеселые мысли, дед Никита спросил:
– Али помощь требуется? Так я сейчас!
И отправился вдоль по улице, по обеим сторонам которой стояли жалкие остовы домов с редкими вкраплениями наспех отремонтированных обшитых фанерой дачек. Вернулся он с двумя молодцами, мрачной и неухоженной наружности и оборванно-бомжацкого вида. Когда они подошли вплотную, в нос мне ударил тяжкий сивушный дух вчерашнего перегара и сразу же прояснилась причина мрачности: этим забулдыгам еще не удалось обрести вожделенный опохмел. Своими физиономиями, небритыми и синюшными, они были схожи, как близнецы. Обращались друг к другу по кличкам: один величал друга Пузырем, другой ответствовал ему именем Кол. Таких вот помощничков Бог послал нам в это раннее приветливое утро. Они молча топтались возле меня, причем Пузырь – как я понял, кличка ему пристала из-за общей опухлости алкаша, тогда как его товарищ был тощим и рослым – лениво ковырял в носу.