– Д-дают, черти, – пробормотал дед Никита. – Аккуратные они все-таки – эти немцы.
Далеко я не пошел. Содрал тут же лопатой крышку с ближайшего ящика. И замер потрясенно: в идеальном порядке рядами в нем лежали знаменитые немецкие пистолеты-пулеметы MP-38 выпуска 1940 года… В другом оказались 7,92-миллиметровые карабины 98-К образца 1935 года, в третьем – находились медикаменты, в четвертом – немецкая форма. Только на первую визуальную прикидку всем тем, что там хранилось, можно было обмундировать не меньше полка – полностью. Но еще там были и телефоны, и посуда… все, как надо! И единственным, омрачающим восторг находки, чувством стало осознание того, что вывезти все это в Россию – просто нереально. Мы это поняли без лишних слов и даже без обмена мнениями.
Я, компаньон, дед Никита стали разбирать добро, выбирая себе «на память». Взяли понемножку – этак по нескольку ящиков. И я вполне серьезно говорю «понемножку», потому в сравнении с общим объемом добычи, даже для простого вытаскивания которой на свет Божий нам, наверное, потребовалось бы не меньше недели, захваченные нами «памятные сувениры» – совершеннейший пустяк! Впрочем, то, за что можно было получить статью по украинскому или российскому законодательству, мы, конечно, не тронули. Но как удержаться от красивейшей безупречно сшитой черной эсэсовской формы?!! Вот и мы не смогли! А наши ставшие весьма общительными благодаря «допингу» и азарту добычи алкаши сказали:
– Вам, ребята, и так слишком много! А нам давно приодеться пора.
И давай напяливать на себя, обстоятельно, со вкусом, с привередливым и точным подбором размеров, фасонов… Кол, на глазах преобразившийся в эстета, громко сожалел, «как это чертовы фрицы зеркал тут не предусмотрели?». Пузырь сетовал, что на его кургузую фигуру строгая форма не очень-то налезает, и перебирал один комплект за другим. А найдя удовлетворивший его внезапно сделавшийся изысканным вкус, долго прохаживался среди нас, красовался и требовал всеобщего одобрения и восхищения. Тут оба, видимо, вспомнили, кто они на самом деле и ради чего влачат свое жалкое существование и – возжелали немедленно «обмыть» обновки!
До сего дня вполне серьезно я считаю своей заслугой то, что я не дал им закусить тушенкой, которая могла взорваться даже от легчайшего прикосновения и, разумеется, перекрыл доступ к оружию! Однако после открытия шнапса шестидесятилетней выдержки с добавлением в «коктейль» медицинского спирта – немецкого, высшей очистки! – они все равно пошли на хутор: добивать коммунистов!
Ясно, что наши помощники стали уже неуправляемы, но еще яснее нам виделась невеселая перспектива появления двоих эсэсовцев среди мирного населения хутора. Мы поняли: утаить добычу способов нет! Наспех грузили «сувенирные» ящики с избранными вещами, сделали пару «ходок» на машине до дома бабы Милы и спрятали добычу прямо у нее в курятнике. И, слава богу, что мы, переборов вполне понятную жадность, приняли решение вызвать местную администрацию! И очень выручило содействие моих родственников, заявивших себя «копателями»: на языке местной администрации это звучало и означало, что «фулюганили» все-таки свои, а не «проклятый москаль»! И ничем, кроме везения, невозможно объяснить того, что первой все-таки приехала эта самая администрация! Потому что за ней к месту раскопок подрулил автозак с ментами, престижные места в «собачнике» которого занимали два наших лихих эсэсовца. Они пытались распевать немецкие песни на совершенно тарабарском наречении, смысла которого, скорей всего, не понимали и сами, но это вполне сходило у них за язык Гёте, Канта и Гитлера. И, несмотря на болезненные удары милицейских дубинок, все еще кричали: «Эй, коммуняки, выходи!!!» и, срывая с кителей железные кресты, пытались выкупить свободу в обмен на немецкие награды, утверждая, что оберштурмбаннфюрерам войск СС совсем не к лицу кататься на вонючем автозаке!