Я киваю, и сыщик направляется к лестнице в подвал. Я остаюсь стоять посреди холла, вытирая остатки слез рукавом халата.
Буквально через минуту Городецкий возвращается со свернутой чистой белой простыней в руках – наверное, взял внизу, в прачечной.
Он расправляет ее и подходит к трупу.
Но тут на лестнице, ведущей на второй этаж, появляется Карен. Мы с Антоном замираем, глядя, как он спускается до середины лестничного марша и вдруг останавливается и испуганно спрашивает, указывая на Андрюшку и большую красную лужу рядом с его головой:
– Это что? Кровь? Опять кого-то застрелили?
– Это не кровь. Это томатный сок, – поясняет детектив.
– Ф-фух! Я уж было подумал… Так он просто пьян? Снова напился в стельку? Опять хулиганил? – презрительно произносит муж.
– Нет, – спокойно отвечает сыщик. – Он мертв. Отравлен.
Карен нервно сглатывает, резко разворачивается и, ничего не говоря, торопливо поднимается обратно, на второй этаж.
– Что с ним? – спрашивает меня Антон.
Я равнодушно пожимаю плечами:
– Понятия не имею. В эти последние три дня мы все ведем себя, как ненормальные.
Кинув прощальный взгляд на застывшее лицо брата, я помогаю Городецкому накрыть труп простыней. Потом сыщик берет меня за локоть и осторожно помогает дохромать до стоящей у стены затейливой козетки, обитой тканью в мелкий цветочек. Он помогает мне усесться поудобнее и опускается рядом.
Маленький диванчик рассчитан лишь на двоих, а фигура у этого мужчины слишком массивная, поэтому, чтобы поместиться на ограниченном подлокотниками пространстве, он вынужден сесть совсем близко ко мне. Через ткань халата я чувствую, как его нога касается моего бедра, и это придает мне спокойствия и сил.
Я поворачиваюсь к Антону и спрашиваю:
– Почему ты говоришь, что тебе только предстоит поймать убийцу? Ведь когда ты сегодня вернулся с реки, ты сказал мне, что готов назвать имя преступника?
– Но я же добавил, что назову его, если не будет еще каких-нибудь неожиданностей. Эта смерть, – он показывает глазами в сторону лежащего на полу тела, – и есть та самая неожиданность, которая спутала все карты. Этой смерти вообще не должно было быть!
Я не понимаю, какой смысл вкладывает сыщик в последнюю фразу, и лишь философски отзываюсь, глядя в окно, за которым ласковый ветерок шевелит листву:
– Но она случилась, и, значит, это правда, что судьба возвращает человеку его зло бумерангом…
Городецкий непонимающе смотрит на меня:
– Ты о чем?
Я пересказываю Антону подслушанный мной ночной разговор Андрюшки и Лидочки, заодно, на всякий случай, добавив про свое неясное ощущение присутствия еще одного свидетеля этой беседы. А после излагаю свою теорию о том, что прослеживается некая высшая справедливость в факте гибели моего брата от яда, предназначенного человеку, чью смерть он замышлял.