— Чего старое поминать, служивый? Чего было — не вернешь, теперь по-другому надо воевать! Слыхал, какую силу ныне собираем? Ну вот и лады, не морочи другим головы, они и так у них заморочены...
Он оглядел широкое подворье, запруженное народом, ржавые рельсы с составом теплушек, приосанился. Надежда на скорый военный успех шевельнула уголки губ, подняла широкую грудь на вдохе: корпус формируем, не шутка! Да и настроение повсюду другое. Молва прокатилась по всему Дону: Миронов снова явился в родные края, и, говорят все по станицам и хуторам, поручено теперь ему формировать большое войско, целую армию, а опосля заворачивать кадетов от Балашова и Царицына и опять, как прошлой зимой, гнать до самого Азовского моря! Оно и понятно, в Москве тоже умные головы есть, понимают: хоть кричи, а до холодов надо кончать всю эту заваруху, иначе все с голоду помрем... Оттого и собираются вот под Воронежем служилые люди без всяких повесток, бредут пешком, с пикой на плече, а кто и конно, на исхудавшей кляче, той же степной дорожкой, как и а прошлую весну, — к Миронову, к Миронову! Каждый надеется на прославленного командира, даже и бывшие дезертиры вылезают из яров и буераков, навастривают чуткое ухо из-под старой, замызганной богатырки: Миронов вроде заявился опять? Ну, так этот в обиду не даст, и обмундирует, и шашкой махать обучит, и кадюкам наведет карачун в два счета, так не податься ли сызнова, братцы, под красную присягу?..
Вчера пришли эскадронами и полусотнями выбитые на мятежных станиц ревкомовские караульные части, при оружии, но здорово изможденные и израненные, — из Вешек привел бывший урядник и бывший же начальник красного караульного батальона Фомин, а из Казанки пришла сотня без командира, погиб в бою...
Хотел Топольсков обо всем этом сказать сидевшим у котла обозникам, да не поспел. Мирно сидевший у его ног, на порожках, постовой красноармеец с винтовкой резво поднялся и вытянулся по уставу, глядя вдоль путей. От станции к штабу шли двое — московский комиссар Трифонов, с козлиной бородкой и поблескивающим пенсне, и еще какой-то моложавый, ученого вида, подбористый штабист. Пришлось и Кирею козырнуть для порядка здоровой рукой.
— У себя Миронов? — спросил комиссар Трифонов. Сам он только возвернулся из Воронежа, отсутствовал дня два-три.
— Так точно, — сказал Топольсков. — С утра все интендантов гонял...
— Понятно.
Миронов, по-видимому, наблюдал всю эту сцену из окна, потому что именно в этот момент и вышел на крыльцо, пожал руки прибывшим. Особо пристально оглядел молодого человека в парусиновой куртке, рослого, хорошо сложенного, со светло-русыми упругими волосами на косой, ровный пробор. Миронова теперь всерьез занимало, что за люди прибывали к нему в корпус, с какими целями... На этот раз он ничего подозрительного или тревожного для себя не определил, а лицо молодого человека, бледноватое от канцелярской работы, с молодым пушком на месте усов, показалось отчасти | даже и знакомым. Рука была твердой и уверенной в пожатии: