— Какие... копии? — так же остро, напрямик спросил Ленин.
— Например, письмо командира Донкорпуса Миронова из Саранска.
— Когда Миронов посылал такое письмо?
— 1 августа, военной почтой, на имя Председателя СНК.
— Это что же, почти за месяц до мятежа? Но я такого письма действительно не получал, — сказал Ленин, проявляя заинтересованность.
— У нас в отделе есть копия... Это очень важное письмо, Владимир Ильич. Там изложены причины, по которым...
— По которым члены Казачьего отдела, то есть правительственного органа, ВЦИК, учиняют антисоветские мятежи?
И голос Ленина, и слова, сказанные с предельной отчетливостью, предостерегали Макарова. Но тем и велик был Ленин, что при нем можно было высказывать и противоположную точку зрения на событие.
— Владимир Ильич, Казачий отдел предан Советской власти, это не раз было доказано в самые острые моменты борьбы. И будет не раз подтверждено. Миронов... безусловно совершил тягчайшее нарушение воинской дисциплины, но он не мятежник! Это слишком пристрастная информация... наших противников, — твердо говорил Макаров. — Невероятно же: Миронов бросился из Саранска с криком: «Я разобью Деникина!», а его тут же схватили «с поличным»... Если бы он соединился со своей бывшей дивизией, то, думаю, Мамонтов был бы уже разбит и рассеян!
— Каким образом? — посмотрел исподлобья Ленин.
— Полупьяные казаки Мамонтова, не раз битые этим «красным чертом», как они его называют, не смогли бы просто выдержать одного вопля: «В тылу — Миронов!» Не говоря о его боевых и оперативных качествах, как командира корпуса.
Ленин смотрел с некоторой досадой и недоверием. Слишком легко рассуждали многие о разгроме Мамонтова и Деникина. Шапкозакидатели!
— Так где же письмо? — нетерпение сквозило в словах Ленина. Его отрывали от работы. — Давайте свою копню!
— Отдел опечатан, — сказал Макаров, в эту минуту совершенно позабыв, что копия письма лежала в папке, зажатой у него под мышкой.
— Так снимите же печати, какая забота! — раздраженно сказал Ленин. — Скажите коменданту, пусть снимет!
Через десять минут сургучные печати с дверей были сорваны, Михаил Мошкаров со своими сотрудниками вернулся на место, а Макаров выложил на стол Председателя СНК докладную из Саранска в два десятка машинописных страниц. Заодно оставил и свою записку, которую направлял ранее Ларину с попыткой примирить враждующие стороны. Уходя, Макаров просительно вытянулся у двери, как и подобает военному:
— В Балашове, Владимир Ильич, вечером закончился процесс, Миронова могут расстрелять через один-два часа, уже рассветает... Но это вредно отразится на всем ходе борьбы с контрреволюцией на Дону. Не говоря о другом. Прошу вас не допустить расстрела.