Но на стане наших врагов сложилось обратное мнение. Я 10 апреля был захвачен в плен 204-м Сердобским полком, который перешел на сторону казаков-повстанцев, и по счастливой случайности остался живым. После этого мне пришлось наблюдать много интересного.
Командный состав — все коммунисты. Все их тайны мне известны. Все они прямо и определенно говорили мне, что Миронов пойдет с нами и им известно было еще и тогда, что 14-я дивизия тоже сдастся и откроет фронт. И еще курьезный был документ, полученный мной случайно. В то время он был принят мной за провокацию, но теперь он имеет в себе что-то пророческое, а именно: из Милютинской станицы писали, что Миронов с 40 000 казаков выбивает коммунистов с Дона. Теперь я понимаю, что это не пустой звук, а именем Миронова пользовались обе стороны.
Теперь перейдем дальше. Я по мере своих скудных сил постараюсь передать все подмеченное мною в последнее время. Я столкнулся с коммунистами-казаками и путем искусственно поднятых споров и доказательств от противного убедился, что очень многие из них не видят дальше своего носа и путем словоизвержения прикрывают собственное убожество, в числе захваченных на буксир «сильными» в партии идут в приготовленную им могилу. И я ужасно опасаюсь, что подобное политическое воспитание казаков идеями Маркса поведет к тому, что не десятки, а целые сотни и тысячи казаков будут не с нами. Я по дороге заходил и разговаривал с казаками и заметил, что казаки воображают, что я тоже из стаи «славных», смотрели на меня не только недоверчиво, но с каким-то сарказмом. Но как только путем нескольких метких выражений доберешься до их сокровенных струн души, так лицо их принимает грустное выражение, они чутьем угадывают друга. И все их слова всегда были о том, что биться-то они готовы, но не будет ли их усилие цепью рабства их собственным детям, и не будет ли товарищ Миронов выброшен, как выжатый лимон... Затем я постараюсь выяснить картину советского хозяйства в Саранске. Здесь «работники» проявили себя вовсю. Перевели во владение Совета дома, не считаясь ни с чем.
И люди, не умевшие лениться и громадным трудом добывавшие себе кусок хлеба, лишены его. Фруктовые сады поделены между соседями, считавшими неблагородным достать воды и полить дерево. Люди обложены различными налогами и буквально стонут под гнетом. Но замечательно то, что евреи не попали под эту категорию. Кроме того, у советских служащих — некоего Янковского и Халина — не национализировано ничего. И вот, после всего этого, само собой возникают вопросы: «Скоро ли двинемся на Дон и что мы понесем туда — освобождение от угнетателя Деникина или же понесем на свой родной Дон тяжелые цепи рабства и насилия».