...Исходя из вышеизложенного, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров ПОСТАНОВЛЯЮТ:
ОТМЕНИТЬ применение высшей меры наказания (расстрелы) как по приговорам Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и Верховного при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете трибуналов.
Означенное постановление ввести в действие по телеграфу[43].
Можно ли угодить в плен... к своим? Непостижимо, но факт: это случилось не с оплошавшим, глупым перебежчиком, но с многоопытным, старым волком контрразведки поручиком Щегловитовым...
Калейдоскоп дней, взлетов и падений, игра в красного комиссара, случайный плен, выяснение личности, почти полное крушение судьбы, и вдруг — новый свет в глазах, новые ветры, новые честолюбивые надежды.
Началось с того, что провалился резидент Щегловитова — работник Донбюро товарищ Мосин (точнее, бывший провокатор охранки Мусиенко), но в то время Щегловитов не придал этому большого значения. Мосин сгорел тихо, без огня и дыма, и потеря казалась Щегловитову ничтожной, тем более что генерал Мамонтов уже подходил к Туле, земля под красными горела, Антон Иванович Деникин думал уже о распределении портфелей будущего кабинета министров. В такой момент вполне разумно и Щегловитову было подумать о переходе через линию фронта к своим.
Щегловитов обдумал великолепный план. Как раз с Восточного фронта на Южный перебрасывалась по Каме и Волге знаменитая 28-я дивизия Азина. Под Саратовом она высадилась на берег, имея приказ: наступать вниз по Волге и выбить деникинцев из Царицына. В этой дивизии конечно, никто не мог опознать Щегловитова. Именно в этот подходящий момент и появился в штабе Азина с пакетом Южного фронта комиссар Щеткин. Расчет был верный: Азин под Царицыном сломает шею, будут тяжелые бои с частыми атаками, прорывами, окружениями, заходами в тыл, во время которых проще простого оказаться в расположении противника.
Но к великому удивлению Щегловитова, 10-я армия красных, в которую вошла теперь и 28-я дивизия, скоро взяла Царицын, а под Воронежем и Курском потерпели поражение лучшие корпуса Добровольческой и Донской армий. Все пошло кувырком, как в дурном сне.
Не напрасно дальновидный и хитрый пьяница Сидорин, командующий Донской армией, предупреждал Деникина о безрассудности столь форсированного марша в глубь большевистской России. Он рекомендовал продвигаться медленно, с обработкой тылов, устройством узлов обороны, тщательной разведкой и непременным соприкосновением на флангах с Сибирскими и Западными союзниками. Кроме того, он советовал выбросить «в массы» какую-никакую, но программу о земле и по рабочему вопросу. Никто не хотел понять Сидорина, и вот... Дерзко смелые рейды на Орел и Тамбов, фейерверк афиш о бесчисленных победах, триумфальный звон колоколов в Орле и Курске, золотая сабля роскошному коннику Константину Константиновичу Мамонтову из рук верховного... и — полный крах. Ни к чему другому и не могли привести шумные пиры высших офицеров, грабеж советских складов и потребиловок нижними чинами, разбрасывание случайных, награбленных денег по ветру на спирт, самогон и баб (деникинские с царь-колоколом «колокольчики», керенки — «хамса», советские рубли неразрезанными скатертями, как почтовые марки...). Мамонтов, этот трехнедельный удалец, умирает от тифа, рушится фронт, в последний раз взмахнула радужным крылом жар-птица удачи. Покатились в Сельскую степь и на Кавказ белые армии.