— Это фальшивка, — сказал Глеб. — Этого варварства не может быть. Тут что-то не то.
— Да нет, к сожалению, может... — горько усмехнулся Кудинов. — Вот еще одна грамотка. Письмо в военные трибуналы... Пожалуйста.
Глеб прочел еще одну бумагу.
Ни от одного из комиссаров дивизии не было получено сведений о количество расстрелянных белогвардейцев, полное уничтожение которых является единство иной гарантией прочности наших завоеваний. В тылу наших войск и впредь будут разгораться восстания, если не будут приняты меры, в корне пресекающие даже мысли о возможности такового...
Эти меры: полное уничтожение всех, поднявших оружие, расстрел на месте всех, имеющих оружие, и даже ПРОЦЕНТНОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ МУЖСКОГО НАСЕЛЕНИЯ.
Никаких переговоров с восставшими быть не должно!
24 марта 1919 г.
Член РВС 8-й армии И. Якир[5].
— Каково? — спросил Кудинов. И теперь в голосе и тоне его сквозило поразительное хладнокровие. Даже усмехнулся краем рта, будто они с Овсянкиным сейчас в карты играли, пустой болтовней занимались, а эти бумажки ни к чему не обязывали, никому и ничем не угрожали. — Вот такое простое решение всех нынешних сложностей, товарищ!
— Круто, — согласился Овсянкин.
Смотрел на бумагу и не верил глазам. Может, это все-таки подделка, фальшивка? Агенты Деникина подбросили горючий товар? Но вряд ли: стиль, шрифт, бумага и, наконец, печати — все подлинное. Та же самая линия Сырцова — Марчевского «пройти Карфагеном» по мирным хуторам и станицам, провокация восстаний, которую он предвидел еще поздней осенью... Это делают «левые», которых уже потеснили на VIII партсъезде и которых скоро начнем искоренять вообще. Но как все это, всю сложность политического момента втолковать главному разбойному атаману Верхнего Дона? Да и станет ли он после этих бумаг слушать? Он и в беседу-то вовлекся, можно сказать, под давлением обстоятельств и слабенькой пока надежды на просветление обстановки, исходя из документов Овсянкина. А то бы!
— Так как же, товарищ партейный Овсянкин, решим-то? — спросил Кудинов, веселясь глазами и как будто допытываясь чего-то. Скажем, полного согласия Овсянкина на то, что уже сейчас его вместе с Беспаловым поведут к ближнему яру или в здешние песчаные балки, дабы не утруждать копкой собственной могилы...
— Да так думаю, что эти бумажки неправильные, вредные, — сказал Глеб упрямо. — Не те мысли в них, что мы бойцам на привалах вкладывали. Тут нет желания поскорей кончить гражданскую войну. А в Москве, я знаю, есть такие люди, что считают гражданскую войну бедствием, не нами придуманным. Ленин в конце семнадцатого года самого генерала Краснова, после Гатчины, отпустил восвояси под честное слово! Было желание, значит, не допустить гражданского междоусобия. А тут — такие мысли и слова, что... Да! Вы, пожалуйста, снимите копии с этого приказа для меня, гражданин Кудинов. Они мне очень сильно понадобятся.