– Ты опять его скинул? – громко спросил он – не зло, просто громко, как говорят, пытаясь достучаться до крепко спящего человека. – Ты же знаешь, нельзя.
Тони взялся за полотно, под которым мы укрывались, и тут у меня внутри снова все похолодело. Но заключенный что-то пробормотал, и парень с обреченным видом убрал руку.
– Ладно, – сказал он. – Скажу, что не заметил, хотя вряд ли они поверят.
Тони встал, собираясь уйти. Его остановил вопрос заключенного:
– Когда меня убьют?
– Ну-у… – Тони явно растерялся. – Тебя не собираются убивать. Они не хотят, чтобы ты умирал.
– Тогда пусть выпустят.
Тони промолчал.
– Тогда я умру, – словно бы решил заключенный.
– Понимаю, – выдавил из себя Тони. – Но, боюсь, тебе не позволят.
Он еще немного постоял рядом с клеткой, потом развернулся и, все так же протирая на ходу скальпель, удалился в другой конец помещения, где скрылся за стеллажами.
Заключенный медленно сел. Я смогла его разглядеть, и сердце сжалось от жалости: наверное, когда-то он был очень даже красивым, но теперь лицо его обезобразили те же следы, как и у того слепого мальчика. Руки в порезах, рядом с локтями свисали не то какие-то трубки, не то клоки плоти. И у него не было одного глаза – неумелая окровавленная повязка почти не скрывала пустую глазницу, из которой выглядывали красно-бурые ошметки.
Парень вдруг рассмеялся, без всякой на то причины. Он прислонился спиной к решетке и, глядя в стену, продолжал посмеиваться. Потом так же неожиданно утих.
– Мефистофель!
– Чего тебе?
Мне захотелось как следует вдарить ему по голове, но я сдержалась и нашла другой способ вытянуть из него информацию:
– Это так ты рассказываешь? Тоже мне, рассказчик!
– А, ну да. Они экспериментируют. Добывают детишек и экспериментируют вволю.
– Что?!
– Чего тебя так удивляет? – изумился Мефистофель. – Я тебе зачем все это показываю? Сама не видишь? Что же тут тогда, по-твоему, происходит?
Здесь он был прав, и я молча кивнула. Полотно над моей головой предательски зашуршало.
– Наш герой, – Мефистофель взглядом указал на заключенного, – оказался в клетке. И сидит там, к слову, уже не один год. А все потому, что не понял однажды извлеченного урока. Он подумал, что то, что нашептывает ему постоянно являющийся парнишка – бред, не хуже галлюцинации. Вот и поплатился.
– Ты мне угрожаешь?
– Что? – Мефистофель наморщил лоб, потом, поняв намек, фыркнул. – Это ты меня, что ли, галлюцинацией считаешь?
– Ну а если бы? – я ушла от ответа.
– Да иди ты, я не о том. Просто у него были друзья, которые замыслили недоброе…
– Какие же это друзья?