Маринка смотрит похоже, но чуть иначе. Раз иначе – значит, именно так смотрят ненасытные. Ненасытные настолько, что и карлики годятся, и седовласые старцы?
Снова кольнуло что-то, похожее на ревность. Но нет. Ненасытная Маринка и ревность – понятия несовместимые.
Ну да это ее проблема. Гене только на руку: он постарается насытить ее здесь и сейчас. А завтра о ней позаботится кто-то другой.
Раздевать они все горазды: и арнольдики, и физруки. Как одеваться – так самообслуживание.
Мог бы, между прочим, и сказать что-нибудь. Впрочем, что говорить, когда все понятно без слов? Понятно, что продолжения быть не может, как бы хорошо им ни было вместе. Потому что у него – Ольга, у них свадьба на носу. У Маринки – никого. Зато теперь у нее есть воспоминание. Теперь она знает, отчего так масляно улыбается Конакова, говоря о будущем муже. Маринка тоже будет так улыбаться. Одна разница: Ольга может улыбаться открыто, Маринке же придется улыбаться за закрытой дверью собственной комнатки. Улыбаться, и рыдать в подушку. Потому что продолжения не будет.
Она уже подошла к двери, а он так и не произнес ни слова. Сначала штаны натягивал подозрительно долго и сосредоточенно, потом полотенца собирал, и так же сосредоточенно складывал, будто от них зависело что-то важное.
Наверное, он прав, прощание вряд ли имело смысл: им было хорошо, очень хорошо, но оба знали, что это разовая акция.
Марина подошла к двери, два раза провернула замок в обратную сторону. Кеба догнал ее уже на пороге. Обнял сзади, поцеловал в шею:
– Я завтра же принесу простыню. Пока, детка.
* * *
В субботу у Бубнова день рождения. Кеба давно запланировал, что именно в этот день огласит перед собравшимися о скорой женитьбе. Замечательный повод представить друзьям будущую супругу.
Оленька выглядела чудесно: в коротенькой джинсовой юбочке и кружевной белой блузке, с огромным бантом-заколкой на светлых волосах, забранных в простой хвостик. «Картину» венчали серо-голубые широко распахнутые глаза, опушенные длинными тонкими ресницами. Доверчивые, наивные, чистые. В свои двадцать три выглядела едва на шестнадцать – сущий ангел.
С важным объявлением Кеба решил не спешить, задумал приберечь сенсацию на самый конец вечера, когда гости будут хорошенько подогреты алкоголем, а потому воспримут новость с удесятеренным восторгом. Оленьке будет приятно. Поэтому представил спутницу не невестой, а просто Оленькой. При этом все же не удержался, чтобы не подмигнуть имениннику: дескать, жди сюрприза!
Праздновал Бубнов, как обычно, на широкую ногу. Не юбилей – двадцать девять лет, но какая разница? Все равно ведь «день рожденья, к сожаленью, только раз в году». А стало быть, отмечать этот день нужно так, чтобы не было мучительно больно вспоминать его весь год.