– Так почему же вы не подошли ко мне? Вчера вы спасли мне жизнь, а сегодня она стала так безразлична вам, что вы даже не раскрыли рта, чтобы пожелать мне ее продолжения.
– Вы сами только что сказали «все гости», я же не принадлежу к числу гостей и не имела права принимать участие в поздравлениях.
– Вы же были приглашены.
– Только для того, чтобы развлечь гостей.
– Этот ваш взгляд и был причиной того, что вы не хотели идти со мной?
– Да, мой отказ не имел никакого отношения к кавалеру, так как я вовсе не знала его имени.
– Пожалуйста, не сочиняйте! Вы с первого же взгляда могли убедиться, что все кавалеры, исключая меня, уже имели дам. Вы знали также, что моя сестра не брала билетика, потому что заранее выбрала себе Гольфельда, с которым ей удобнее всего идти. Сознайтесь, что это так.
– Я ничего не видела и не знала, так как была слишком взволнована, когда вошла в зал, чтобы вернуть билетик. Вчера мне очень определенно назначили час, когда я должна идти домой. Я даже не имела понятия о том, что после концерта предполагается торжество. Я просто по рассеянности взяла эту бумажку, и никогда себе этого не прощу!
Фон Вальде вдруг остановился.
– Посмотрите на меня!
Она подняла глаза и, хотя чувствовала, что яркая краска залила ей лицо, смело выдержала его взгляд.
– Нет-нет, – тихо проговорил он, – тут не может быть лжи. – И вдруг добавил совершенно иным тоном: – Разве я невольно не слышал собственными ушами вашего изречения, что нужно больше мужества, чтобы открыто солгать, чем сознаться в своей ошибке?
– Это мое убеждение, и я повторяю его.
– Если человек слишком правдив для того, чтобы запятнать свои уста ложью, то, я думаю, он не должен допускать, чтобы лгали его глаза. Между тем я знаю момент, когда это было так.
Девушка сняла руку с его руки.
– Ну нет, так скоро вы от меня не отделаетесь, – воскликнул фон Вальде, удерживая ее. – Вы должны мне отвечать! Вы приняли равнодушный вид, когда я на днях выбросил розу, так нежно преподнесенную моим кузеном.
– Что же, мне надо было бежать за нею?
– Конечно, если бы вы были искренни.
Елизавета теперь поняла, зачем он избрал эту уединенную тропинку – ему надо знать, что она думает о Гольфельде. Он, очевидно, беспокоится, что ухаживания его кузена принимаются благосклонно и она, чего доброго, вообразит, что Гольфельд хоть на минуту забудет о ее происхождении.
Елизавета быстро высвободила руку и, сделав шаг в сторону, промолвила:
– Я должна согласиться с вами, что мой равнодушный вид в тот момент не соответствовал состоянию моей души.
– Вот видите! – воскликнул фон Вальде, но в этом возгласе было заметно очень мало торжества.