Майя с торжественной миной остановилась перед своей воспитательницей.
– О, не беспокойтесь, я заслужу высочайшее одобрение. Я прекрасно знаю, как следует держать себя, меня научила этому мисс Вильсон, англичанка с желтым лицом, острым носом и бесконечно глубокой ученостью. В самом деле это была ужасно скучная особа, но придворному поклону меня выучила. Посмотрите-ка, вот! – Она сделала глубокий, церемонный реверанс. – Моя будущая невестка будет самого высокого мнения о моем воспитании, а потом я брошусь ей на шею и поцелую ее вот так! – и девушка осыпала бурными ласками застигнутую врасплох гувернантку.
– Майя, вы задушите меня! – сердито крикнула та, с трудом вырываясь из ее рук. – Боже мой, уже бьет двенадцать! Нам надо идти вниз, я хочу заглянуть еще в спальни, посмотреть, все ли там в порядке.
Она вышла из гостиной. Майя, как мотылек, слетела с лестницы, Пук, разумеется, последовал за ней.
Жилые комнаты Дернбургов находились на нижнем этаже. Большая передняя была убрана в честь ожидаемых гостей высокими лавровыми и апельсинными деревьями и множеством тропических растений. Там стоял молодой человек и, по-видимому, ждал кого-то; увидев дочь хозяина дома, он отвесил почтительный поклон. Майя слегка кивнула ему.
– Здравствуйте, господин Гагенбах. Доктор тоже здесь?
– Так точно, – ответил Гагенбах с глубоким поклоном. – Дядя у господина Дернбурга с докладом о состоянии больницы за последнюю неделю, а я… я подожду его здесь… если позволите.
– Позволяю, – ответила Майя.
Гагенбах, очень молодой человек с чрезвычайно светлыми волосами и чрезвычайно светлыми голубыми глазами, был застенчивым и неловким. Встреча с Майей очень смутила его, отчего он краснел и запинался, тем не менее он чувствовал необходимость показать себя светским человеком и, после нескольких безуспешных попыток заговорить наконец все-таки произнес:
– Смею ли… смею ли я… осведомиться о вашем здоровье… многоуважаемая фрейлейн Дернбург?
– Благодарю вас, я совершенно здорова, – ответила Майя, и углы ее губ начали заметно подергиваться.
– Я чрезвычайно рад, – принялся уверять ее молодой человек. Собственно говоря, он хотел бы сказать что-нибудь совсем другое, что-нибудь остроумное или глубокомысленное, но, как назло, ничего такого не мог придумать, а потому продолжал: – Я даже не могу выразить, до какой степени рад! Смею надеяться, госпожа фон Рингштедт тоже здорова?
Майя с трудом подавила улыбку, отвечая утвердительно и на этот вопрос. Гагенбах, все еще не отказываясь от надежды выжать из себя какое-нибудь остроумное замечание, судорожно продолжал разговор на избранную тему о состоянии здоровья членов семьи Дернбургов.