– Вы желаете что-нибудь сказать мне, господин Рунек? – резко спросил барон.
– В настоящую минуту – нет, – холодно возразил Эгберт, – позднее – может быть.
– Еще вопрос, найдется ли у меня тогда время и охота вас слушать.
– Я полагаю, у вас найдется время!
Их взгляды встретились, глаза одного сверкали дикой, смертельной ненавистью, глаза другого были полны мрачной угрозы.
– В ожидании этого я покорнейше попрошу вас дать мне дорогу, вы видите, я хочу выйти, – высокомерно произнес Оскар.
Рунек медленно посторонился, Вильденроде прошел мимо него с насмешливой, торжествующей улыбкой. Его не пугала больше опасность, до сих пор темной грозовой тучей висевшая над его головой; если бы его противник и заговорил теперь, его не стали бы слушать, «тяжелая минута», наступившая там, в кабинете, должна была уничтожить его врага.
Войдя в кабинет, Рунек застал патрона за письменным столом; в поклоне, которым Дернбург ответил на приветствие молодого человека, не было ничего особенного, но когда тот вынул портфель и стал открывать его, он сказал:
– Оставь, это ты можешь сделать после, я хочу поговорить с тобой о более важных вещах.
– Я попросил бы у вас сначала несколько минут внимания, – возразил Рунек, вынимая из портфеля бумаги. – Работы в Радефельде почти окончены, через Бухберг проложен туннель, и вся масса воды, находящаяся в почве, направлена к Оденсбергу. Вот планы и чертежи. Остается только соединить водопроводную трубу с заводами, а это сумеет всякий, когда я оставлю свое место.
– Оставишь? Что это значит? Ты не окончишь работ?
– Нет, я пришел просить отставки.
Рунек избегал смотреть на патрона. Дернбург ничем не выразил своего удивления, он откинулся на спинку кресла и скрестил руки.
– Вот как! Разумеется, ты сам знаешь, что тебе следует делать, но я надеялся, что ты хоть доведешь до конца порученные тебе работы. Прежде ты не имел привычки делать что-нибудь наполовину.
– Именно поэтому я и ухожу; меня призывает другой долг, и я обязан повиноваться.
– И он не позволяет тебе оставаться здесь?
– Да.
– Ты имеешь в виду предстоящие выборы? – сказал Дернбург с ледяным спокойствием. – Ходят слухи, что социалисты хотят на этот раз выставить собственного кандидата, и ты, надо полагать, решил голосовать за него. В таком случае мне понятно, почему ты требуешь отставки. Положение, которое ты занимал в Радефельде, и твои отношения со мной и моей семьей несовместимы с твоими поступками. Так долой их! Не будем скрывать, что здесь все дело только в борьбе со мной.
Эгберт стоял молча и опустив глаза. Очевидно, ему трудно было признаться, но вдруг он решительно выпрямился.