Раздался взрыв аплодисментов, все присутствующие в едином порыве поднялись с мест, но Тоби продолжал сидеть не двигаясь.
– Встань, – прошипела Джилл.
Тоби медленно, пошатываясь, встал. Лицо его смертельно побледнело. Он минуту постоял, улыбнулся и направился к микрофону, но на полпути, споткнувшись, без сознания рухнул на пол.
Тоби Темпла срочно отправили транспортным самолетом в Париж, в американский госпиталь, где поместили в отделение реанимации. Лучшие врачи Франции боролись за его жизнь, а Джилл тридцать шесть часов ожидала их приговора, отказываясь есть, пить и отвечать на бесчисленные телефонные звонки любопытных, поклонников и сочувствующих.
Она сидела одна, уставившись в стену, ничего не видя и не слыша. Единственная мысль билась в мозгу: Тоби должен, должен выздороветь. Муж был ее солнцем, а если солнце заходит, тень умирает. Нельзя допустить, чтобы это случилось.
В пять утра доктор Дюкло, главный врач, вошел в комнату, которую заняла Джилл, чтобы постоянно быть рядом с Тоби.
– Миссис Темпл, боюсь, нет смысла пытаться смягчить удар. У вашего мужа двусторонний инсульт. По всей вероятности, он никогда больше не сможет говорить и двигаться.
Когда Джилл наконец пропустили к мужу, она была потрясена происшедшими в нем переменами. Всего за две ночи он превратился в дряхлого, изможденного старика, словно все жизненные силы разом покинули его. Он почти не мог владеть ни руками, ни ногами, а вместо слов с губ срывалось нечленораздельное мычание.
Только через полтора месяца врачи разрешили транспортировать больного в Америку. Когда Тоби и Джилл вернулись в Калифорнию, в аэропорту их встречали толпы репортеров и сочувствующих. Болезнь прославленного актера стала невероятной сенсацией. Друзья и поклонники непрерывно звонили, справляясь о здоровье Тоби. Телевизионщики пытались пробраться в дом, чтобы сделать снимки. Президент и сенатор прислали телеграммы с выражением соболезнования, почти ежедневно приносили сотни писем и открыток от поклонников, любивших Тоби и молившихся за него. Но поток приглашений оборвался. Никто не звонил, чтобы узнать, как поживает Джилл, не хочет ли она пойти на обед в узком кругу, прогуляться, посмотреть фильм. Ни один человек в Голливуде не желал иметь с ней ничего общего.
Джилл вызвала личного врача Тоби, доктора Эли Каплана, а тот пригласил двух лучших нейрохирургов, но они только подтвердили диагноз парижских коллег.
– Важно знать, – объяснил Джилл доктор Каплан, – что разум Тоби ни в коем случае не затронут болезнью. Он слышит и понимает все, что ему говорят, но речевые и двигательные функции поражены. Реагировать он не в состоянии.