Несмотря на все возраставшее отчаяние, Анжелина пыталась вернуть свой кожаный саквояж, где лежали инструменты. Она еще дважды стукнула в дверь.
— Мсье Мессен, вы не имеете права лишать меня моих инструментов! — крикнула Анжелина.
За деревянной дверью, выкрашенной в серый цвет, раздался пронзительный голос старухи:
— Мне очень жаль, мадемуазель Лубе, но мой сын все выбросил в окно. К тому же сноха пришла в себя и требует показать ей ребенка.
Разъяренная молодая женщина устремилась вниз по лестнице. Мессены, богатые скотопромышленники, жили в добротном доме, к которому примыкали постройки, предназначенные для коров. Едва Анжелина спустилась на первый этаж, как к ней подбежал батрак. Анжелина узнала его: это он должен был заниматься ее кабриолетом и кобылой.
— Запрягать ваше животное? — поинтересовался он с очаровательным акцентом.
— Да, поскольку меня выгоняют отсюда! — ответила Анжелина. — Простите, но я должна подобрать свои вещи, разбросанные по двору.
Ничего не понимающий подросток согласно кивнул. Он расхаживал взад и вперед, одетый в рваные холщовые брюки и грязный жилет.
— Ну, так он родился, малыш хозяина? — спросил он, глядя на Анжелину.
— Он родился мертвым, — сухо ответила она.
Не стоило вступать в разговор со слугами — на следующий же день в деревне начнутся пересуды.
— А! — Парень поспешно перекрестился. — И почему же?
Анжелина отмахнулась от него, как от назойливой мухи, хотя с ее губ были готовы сорваться резкие слова. Но она сдержалась, чтобы не излить все свое негодование.
«Да, он родился мертвым, потому что никто не осматривал будущую мать в течение беременности! Разумеется, он родился мертвым, потому что в последние недели она не вставала с кровати, так как боялась преждевременных родов, хотя должна была ходить, двигаться, чтобы стимулировать роды!» Судя по словам свекрови Люсьены Мессен, та хорошо себя чувствовала на протяжении почти десяти месяцев.
«Возможно, в больнице Тулузы врачи сделали бы кесарево сечение и ребенок родился бы живым, — думала Анжелина. — Но не здесь, в таких условиях…»
На востоке, за крышей голубятни, забрезжил голубоватый свет. Вскоре взойдет солнце. При этом слабом свете молодая женщина разыскивала содержимое своего саквояжа, разбросанное по мокрой земле, среди соломы и куриного помета.
— О нет! — простонала Анжелина.
Медное хирургическое зеркало треснуло, самшитовый рожок, столь нужный для прослушивания биения сердца младенца в материнской утробе, валялся в грязи.
Стоявший поодаль батрак наблюдал за Анжелиной.
— Запрягай мою лошадь, — обратилась она к нему. — У меня нет ни малейшего желания задерживаться у твоего хозяина.