– Что за знак? – подался вперед Игнат.
– Родимое пятно. Особенное такое, точно лист клевера. И у нее оно было, аккурат в том месте, где спина переходит… – Он запнулся, похлопал себя по пояснице. – Вот тут он у нее был, ведьмовской знак.
Не верил я в его рассказ и в ведьму-красавицу тоже не верил, но слушать все равно было интересно.
– Что с ней стало? – Игнат поднял с земли еще один камень, взвесил на ладони.
– Утопили, – сказал Степан коротко. – Вот в этом затоне и утопили.
– Кто? – ахнул я, дивясь такому повороту событий.
– Бабы. Приревновали они ее к своим мужикам. Не знаю, за дело или без. – В голосе Степки слышалась жалость. – Кто ж теперь правду скажет?! Убили и концы в воду. В каждой бабе есть что-то от ведьмы… – добавил он задумчиво.
– А дальше что было? – Игнат разглядывал камень на своей ладони. Камень формой тоже был похож на лист клевера. Ведьмовской знак…
– А дальше те бабы, что ведьму топили, сами в этом затоне потопли, одна за другой. И лета не прошло, как их мужики овдовели.
– Что ж они тут делали? – В горле вдруг пересохло. – Далеко ж от деревни.
– Никто не знает. – Степка пожал плечами. – Они среди ночи сюда приходили, а находили их уже на следующий день.
– Это она их звала, – сказал Игнат с непонятной меланхолией и швырнул камень в воду. – Звала, а потом топила. Так ведь? – Он посмотрел на Степку.
– Всякое говорят, барин. – Тот перекрестился. – Может, и звала. Ведьмовская месть – она же страшная, ей даже смерть не помеха. Ладно! – Он вздохнул, развернулся спиной к реке. – Некогда мне тут… А вы в воду не лезьте, от греха подальше.
– Она же не всех подряд убивала! – крикнул ему вслед Игнат. – Только врагов!
– А кто ж знает, кого она врагом посчитает? – не оборачиваясь, сказал Степка.
Вечером, в лучах закатного солнца история эта казалась больше сказочной, чем страшной, а под покровом ночи мне отчего-то сделалось не по себе. Не оттого, что я поверил в историю про ведьму, просто место было уж больно уединенное, а ночь уж больно темная. Ведьмовская…
Чтобы не думать, не пугаться еще больше, я и решился поговорить о том, что давно меня мучило, рассказал брату все как есть, слово в слово пересказал разговор отца и покойной матушки.
Игнат молчал очень долго. Костер почти догорел, и я не видел его лица. Думал, вдруг уснул, но разбудить не решался.
– Не любила она меня. – В темноте голос Игната был похож на шипение догорающих углей. – Никогда не любила. Я с детства это знал, чувствовал.
И хотел бы я сказать, что он ошибается, но не мог, тоже чувствовал…
– А отец? – только и спросил.