Утро выдалось туманным. Туман полз от реки, продирался через лес, серой ватой укутывал флигель. Просыпаться в такое утро – сущее наказание. Особенно когда громкий рев Суворова «Архаровцы, подъем!» разрывает барабанные перепонки, заставляет с головой укрыться одеялом.
Не помогло. Суворов не церемонился, с деловитым злорадством сдергивал с них одеяла, продолжал орать во всю свою луженую глотку:
– Киреев, Плахов, Гальянов, Тучников! Подъем! Вас ждут великие дела!
Последняя фраза про великие дела прозвучала с какой-то особенной издевкой. Какие могут быть великие дела в сыром погребе?!
Продолжая орать, Суворов настежь распахнул окно, впуская в комнату пахнущий рекой туман. Матвей сел, зябко поежился, потянулся за одеждой.
– А великие дела когда начнутся? – зевая во весь рот, поинтересовался Гальяно.
– Сразу после завтрака. Но вы не расслабляйтесь, перед завтраком нам еще предстоит двухкилометровая пробежка.
– Мама дорогая! – простонал Гальяно. – Мама, забери меня обратно.
– Пробежка только сегодня? – осторожно уточнил Туча.
– Пробежка каждый день, вне зависимости от капризов погоды. И не нойте! Спорт еще никому не повредил! Все, умываемся, оправляемся и через десять минут встречаемся у ворот!
Когда они, сонные, кое-как умытые, злые на весь мир, выстроились в две шеренги перед запертыми воротами, было десять минут восьмого. Такая рань! Там же, у ворот, выяснилось, что совершать ежедневную утреннюю пробежку предстоит лишь отряду вепрей, а волки могут спокойно дрыхнуть до восьми часов. По всему выходило, что опечаленный вчерашним поражением Суворов решил взять судьбу в свои мускулистые руки, сделать из них, слабаков и хлюпиков, настоящих мужиков. Вот такой их ждал кошмар…
По знаку Суворова охранник распахнул ворота, смерил процессию насмешливым взглядом.
– Далеко? – спросил с ленивым любопытством.
– Да нет, тут, поблизости. Пробежимся по лесочку, поприседаем, поотжимаемся – и обратно.
– Поприседаем, поотжимаемся, – процедил сквозь стиснутые зубы Гальяно. – Садюга!
– Гальянов, тебя что-то не устраивает? – усмехнулся Суворов. По глазам было видно – про садюгу он услышал.
– Меня все не устраивает! – огрызнулся Гальяно. – Я на всякие пробежки не подписывался.
– Ты, может, и не подписывался, а вот твоя мать подписалась. Ее автограф имеется в соответствующей графе договора. Все, архаровцы, за мной! – Суворов сорвался с места, бодро потрусил по дорожке.
Вот, казалось бы, что такое два километра?! Но когда бежать эти два километра приходится ранним утром, когда кругом туман и сырость, а непроснувшийся организм мечтает только о теплой постели, все отдаленные плюсы меркнут перед очевидными минусами.