Повернувшись к нему спиною, она хотела поспешно удалиться, но в это время отворилась боковая дверь, и из нее, опираясь на костыль, выглянул гофмаршал.
– Где же вы, почтенный друг? – воскликнул он, окинув взглядом зал. – Боже мой, разве так много времени надо, чтобы вынуть ключ?
При его появлении молодая женщина остановилась, повернувшись к нему лицом; священник же продолжал неподвижно стоять у камина, протянув к огню свои белые полные руки, как бы грея их.
Гофмаршал вошел в зал и даже забыл затворить за собою дверь – до того он был поражен.
– Как, и вы уже здесь? – сказал он, опираясь костылем о паркет. – Или вы все время были здесь впотьмах? Но нет, при вашей мещанской привычке ни минуты не оставаться в бездействии этого не может быть.
Вдруг в голове его мелькнуло подозрение, и он повернул голову к столу с редкостями: один из ящиков был так выдвинут, что, казалось, вот-вот выпадет из своего места.
Продолжительный вздох вырвался у старика.
– Как, баронесса, вы изволили тут рыться? – спросил он со злобною улыбкой, почти кротко, подобно тому, как следственный судья обращается к обвиненному, потерявшему последнюю точку опоры. Он важно покачал головой. – Impossible[7], что я говорю! Эти прекрасные аристократические ручки женщины, имеющей счастье именоваться внучкой герцогини фон Тургау, не могли унизиться до такой степени, чтобы рыться в чужой собственности… fi done! Извините меня, я позволил себе неприличную шутку!..
Он побрел к столу и, опираясь левою рукой о костыль, правою стал перебирать бумаги.
Лиана судорожно скрестила руки на груди: она чувствовала приближение грозы. Этот человек в черной одежде так равнодушно смотрел на огонь, как будто не слыхал ничего, что происходило за его спиной; конечно, он давно уже обдумал план своих действий.
Гофмаршал наконец повернулся к Лиане, лицо его было бело как снег.
– Вы также пошутили, баронесса? – воскликнул он, смеясь. – Вы хотели подтрунить надо мной? Весьма возможно, я в присутствии герцогини был немного не прав, но на будущее время я буду осторожнее, обещаю вам это. А теперь, пожалуйста, возвратите мне мой прелестный billet doux[8], к которому, как вам известно, я привязан всем сердцем!.. Как! Вы не соглашаетесь? А я готов побожиться, что у вас из кармана выглядывает уголок розового письма. Нет? Где же письмо графини Трахенберг, спрашиваю я вас? – прибавил он вдруг, совершенно переменив тон.
В порыве бешенства он до того забылся, что с угрозой поднял свой костыль.
– Спросите у его преподобия! – отвечала Лиана, и щеки ее побледнели.