Казалось неправильным представлять её в главной роли на его воображаемой сцене, но, черт возьми, именно она в первую очередь виновата, что он оказался тут. Так что придется ей просто смириться.
Вот только в воспоминании у неё были длинные рыжие волосы жены Эйрела. Попробуем... представить её со стрижкой. С короткими завитками. Да, так лучше. И обойдемся без взбудораженных слуг и оруженосцев, отрабатывающих пожарную тревогу по внутреннему распорядку особняка Форкосиганов, и, если уж на то пошло, то и без особняка Форкосиганов вообще. Собирательный образ Корделии остался в белой пустоте. Она подняла брови, глядя на него: «Ты ведь явно можешь сделать лучше, малыш...»
Да, он мог. Он представил себе маленькую лодку, свою первую на Сергияре, на местном озере, где ходил под парусом раньше. Посередине, далеко от берегов. Косые лучи солнца. Штиль, потому что ему не до того, чтобы бороться с парусами и румпелем. Корделия села на переднюю банку, улыбнулась ему и развернула полотенце, чтобы подстелить на сиденье. Да, и оба они без наручных коммов – оставили их на берегу. Так ни его, ни её подчинённые до них точно не доберутся.
Что ещё? Ей может понравиться немного охлажденного белого вина; он протянул ей стакан, и она пригубила его. «Отлично», – оценила она, судья из нее, конечно, проницательный. Корделия весело смотрела на него снизу вверх, явно развлекаясь. Она скинула своё полотенце, и ещё парочку, на дно лодки, аккуратно вдоль киля, поскольку уважала законы физики применительно к небольшим судам, как и ко всему остальному. И плюхнулась поверх них, таким характерным для себя (к отчаянию ее барраярской подруги и светского арбитра, леди Элис) откровенным движением. Корделия потянулась на солнце, как кошка, и на её лице не осталось ни малейших следов напряжения или горя. «Оливер», – выдохнула она, и три слога его имени согрелись у неё во рту. Она протянула надёжную руку над обнаженной грудью, властно повернула ладонь и скомандовала с легкой хрипотцой в голосе: «Иди сюда»…
Двадцать минут спустя Джоул вышел из кабинета с баночкой в руке, крепко завернув крышку. Он заморгал на ярком свету, проверил, застегнута ли у него ширинка и отправился на поиски доктора Тэна. Он не чувствовал себя пьяным. Его шаг – он проверил это по выложенному квадратиками дешевых плиток полу – был совершенно ровным и прямым. Но он ощущал себя словно отделившимся от тела и одновременно остро чувствовал все свое тело: неразрешимое противоречие. «Неудивительно, что они строго нормируют выдачу этого спрея».