— А ведь он насквозь продулся, этот мистер Хэвлок, — заметил Макэлпин. — Прямо жалко смотреть.
— Что вы имеете в виду? — спросил мистер Карвер.
— Я говорю, что дует из окна. Придем же на помощь мистеру Хэвлоку! Закроем окно!
— Я закрою, Джим, — сказал мистер Карвер и, когда член кабинета отвернулся, чтобы взять еще одну палочку сельдерея, шепнул: — Независимость — похвальное свойство, но вы уж очень лезете на рожон.
К этому времени гости Мэрдоков, исчерпав все возможности церемонной беседы, затосковали и стали разбредаться кто куда. Все общество мало-помалу разбилось на две большие группы. Франкоканадцы перебрались в гостиную, где чувствовали себя непринужденно в обществе своих, а англичане потянулись в столовую, влекомые сандвичами и пирожными. Член кабинета министров, оставшись наедине с внушавшим ему тревожное опасение Макэлпином, с напускной сердечностью сказал:
— Мне нужно позвонить. Я скоро вернусь, Макэлистер, — и быстро удалился.
Макэлпин остался один, недовольный и расстроенный. Такого острого недовольства собой он еще никогда не испытывал и не понимал, из-за чего оно. Неожиданно раздался голос Уэгстаффа: «Я не допущу, чтобы нас втягивали в неприятности». Потом голос Роджерса: «Кого-то прирезал в Мемфисе». Потом эти голоса исчезли. Он уже не был уверен, что слышал их. Но тут вдруг он увидел, разумеется, под влиянием винных паров, но с поразительной отчетливостью увидел перед собой деревянного леопарда и Пегги. Словно зачарованная, девушка смотрела и смотрела на зверя, пока он вдруг не прыгнул на нее.
— Берегитесь! — крикнул Макэлпин.
— Джим! Джим! — окликнула его Кэтрин.
— А, Кэтрин, вот и вы, — сказал он с невыразимым облегчением.
— У вас такой страдальческий вид, Джим.
— Тоскую в одиночестве.
— Разве это такое уж бедствие? В этом доме кого угодно могут бросить одного. Скажите лучше, Джим, что вы тут наговорили? — спросила она озабоченно.
— Да почти ничего. Мы разговаривали о политике. А что?
— Папа немного встревожился.
— Что же его тревожит?
— Вы не сказали ничего обидного Макнабу? Или Хэвлоку?
— Оскорбить его? Да ни за что на свете! И зачем мне его оскорблять?
— Станьте на время паинькой, Джим, Не будьте таким прямодушным. Это хорошо, но не сейчас и не здесь, ладно?
— Я человек прямодушный, — ответил он величественно. — Разве не поэтому ваш отец хочет, чтобы я работал у него?
— Но вы еще не получили места, Джим. Смотрите, как бы оно не ушло у вас между пальцев.
— Не получил. Это верно — не получил. Я буду осторожен. Принести вам что-нибудь выпить?
— Нет. Я от вас удираю. Пожалуйста, не пейте больше.